Любимая и потерянная - [51]

— Смотри, нога-то у него, — шепнул Макэлпин.

— Да, он прихрамывает.

— Ты не сказал мне об этом, Чак.

— Разве?

— Да.

— А это так уж важно?

— Ну знаешь, если бы ты сказал, что он хромой… — начал Макэлпин, возмущенный тем, что Фоли утаил эту подробность, которая могла в какой-то мере объяснить привязанность Пегги к Джексону.

Джексон и Мэлон стали о чем-то шептаться, их головы сдвинулись, потом разошлись, и Джексон, медленно обернувшись, бросил на Макэлпина сердитый взгляд. Некоторое время он понуро сидел, поставив локти на стойку и о чем-то размышляя, затем резко повернулся к Макэлпину и стал угрюмо его разглядывать. Его глаза с дерзким вызовом спрашивали: «Откуда ты взялся? Какое тебе дело, что я пришел один? Ты чужак. Тебя все это не касается. У тебя с ней нет ничего общего. Так чего ради ты решил, будто имеешь право любопытствовать, что у нас сейчас произошло, или воображать себе, что такой тип, как ты, может занять мое место?»

Вдруг он сполз с табурета и четырьмя широкими шагами, припадая на ногу, со смиренным и торжественным выражением лица приблизился к столику в нише.

— Здравствуйте, Чак. Вы не возражаете, если я к вам подсяду?

— Сделайте милость, Генри, — отозвался Фоли, который неожиданно пришел в отменнейшее расположение духа. — Я считаю, вам следует познакомиться с мистером Макэлпином.

— Д-да, я тоже так считаю, — сказал Джексон.

Движения его были резкими, словно он все время был чем-то раздражен. Когда Вольгаст вышел из-за стойки и, поставив перед Макэлпином рюмку, сказал: «Вот, специально вам, мистер Макэлпин, за то, что вы не дали мне тогда упасть», — Генри уныло насупился.

— Собственно говоря, Генри, — лукаво произнес Фоли, — у меня такое впечатление, будто вы с Джимом уже друг друга знаете.

— Я думаю, мистер Макэлпин слышал обо мне, — сказал Генри.

— Конечно, — подтвердил Макэлпин.

— Конечно, слышали, — раздраженно повторил Джексон и смутился. — Отвратно себя чувствую, — пробормотал он с неловким смешком. Его словно гипнотизировал полный интереса пристальный взгляд Макэлпина. Многословные объяснения были им ни к чему — оба знали, что теснейшим образом связаны друг с другом.

— Если бы мы с вами были современниками, Макэлпин, — высокомерно сказал Джексон, — я бы попробовал вам объяснить, но мы люди разных эпох. Пропасть между нами слишком глубока. Вы из другого мира.

Фоли хмыкнул, втайне потешаясь от всей души, а Джексон сердито нахмурился.

— Я думаю, мистер Макэлпин понял меня, — сказал он.

— О чем вы? — спросил Макэлпин. — Что вы хотите этим сказать?

— Я говорю, что мое поколение не может многого ждать от вашего.

— Но почему вы так враждебны?

— Я высказал свою мысль, и мне кажется, вы меня поняли.

Дымок, колечками поднимавшийся от сигареты, которая лежала в пепельнице перед Джексоном, попал ему в глаза. Джексон, мигая, продолжал смотреть Макэлпину в лицо.

— Поняли, поняли, чего уж там, — сказал он.

Макэлпин весь подобрался и сжал кулаки. Его испугала сила его собственной необъяснимой враждебности.

— Я, кажется, раздражаю мистера Джексона, — сказал он, обращаясь к Фоли.

— Я думаю, ты не ошибся, Джим, — подтвердил Фоли. — Что-то в тебе раздражает этого юношу.

— Ничего меня в нем не раздражает, — сказал Джексон. — Я высказал отвлеченную мысль о пропасти, лежащей между нашими поколениями. Такие, как он, в колледже зачитывались книгами о потерянном поколении. Все это чушь. Вот как плюхнетесь в грязь да вымажете лицо и руки…

— В грязь?

— Да, в грязь! — крикнул Джексон, свирепо тряся рыжей бородкой. Его побледневшая физиономия и его горячность были смешны.

Фоли, улыбаясь во весь рот, подмигнул Вольгасту, который, полируя стойку, с хитрой ухмылкой прислушивался к разговору, пытаясь представить себе, что предпримет Макэлпин, когда будет в достаточной мере оскорблен.

Вошел официант и передал Вольгасту заказ.

— Для кого? — осведомился тот.

— Для Тома Лони, — ответил официант.

— Пусть Том Лони зайдет ко мне на пару слов, — сказал Вольгаст, не спуская глаз с Макэлпина. — Я не против того, чтобы отпускать ему в долг, но он вчера обхамил меня. Я не люблю, когда мне хамят.

— Знаете что, Генри, — с комической серьезностью начал Фоли.

— Что?

— Сейчас скажу, только не спорьте.

— С чем?

— Вы не умеете писать, как Шоу.

— При чем тут Шоу?

— Ладно, ни при чем. Продолжайте.

— Я не принимаю всерьез преподавателей.

— Шоу тоже не принимал их всерьез, — с улыбкой сказал Макэлпин.

— Вы меня подначиваете?

— Да что вы, Генри, — ехидно заметил Фоли. — Макэлпин просто-напросто хотел сказать, что не вы написали «Святую Иоанну». Ее Шоу написал.

— Вы напрасно думаете, что меня задевают все эти шуточки по поводу Шоу и «Святой Иоанны». Вашему приятелю никогда не помять такую девушку, как Иоанна.

— Такую девушку, как Иоанна? — повторил Макэлпин, и в голове у него сверкнула догадка: «Уж не хочет ли он сказать, что я не в состоянии понять, такую девушку, как Пегги?»

Встрепенувшись и подавшись вперед, он ждал, когда Джексон выскажется яснее, ждал, охваченный ревностью, тех слов, которые подтвердят, что близость с девушкой открыла Джексону, что и она, как Иоанна, руководствуется в своей жизни и поступках тайными движениями души. Иоанна потрясла окружавший ее мир, и все, кто сталкивается с Пегги, испытывают потрясение. Не только Мэлон, но и миссис Мэрдок, даже Фоли. Она восстала против всех живущих на горе и против всех, для кого гора священна. Иоанна погибла, с болью подумал он, потому, что не могла быть иной. Он вспомнил ужас на лице Пегги, когда к ней тянулась большая рука Мэлона. В ту минуту она почувствовала, что множество таких, как Мэлон, грозят ее уничтожить. Он пытливо всматривался в Джексона, но юношу лишь озадачил его настойчивый взгляд, и он вопросительно покосился на Фоли. Джексон явно не проводил никаких параллелей, и, поняв это, Макэлпин почувствовал облегчение. Ему стало жаль Джексона.