Любимая и потерянная - [50]

— Можете проводить меня до угла, — сказала Пегги. — Да вот что еще, если хотите, я могу вас сегодня вечером попозже познакомить с Генри. Заходите в «Шалэ» часов в одиннадцать или в начале двенадцатого. Мы, наверное, туда заглянем.

— Я там буду, — сказал он.

Глава шестнадцатая

В полночь Макэлпин сидел вместе с Фоли в баре «Шалэ», за угловым столиком в нише, где, как обычно, тянуло сквозняком из открытого окна. Ему дуло прямо в шею, и, чтобы не простудиться, он не снял шарфа.

— Хочу быть похожим на француза-интеллектуала, — объявил он.

Вольгаст, засучив рукава рубахи и поблескивая лысиной, стоял за стойкой, а в другом конце бара о чем-то тихо разговаривали Мэлон и карикатурист Ганьон.

— Ну, Чак, я начинаю работать в «Сан», — небрежно сообщил Макэлпин.

— В самом деле? — Фоли удивился. — Это уже решено?

— Да, решено.

— Когда же ты приступишь?

— Колонки две-три приготовлю на этой неделе. Конечно, дам их просмотреть мистеру Карверу. А в конце недели мне выпишут чек.

— И сколько же?

— Пока сто. А там, может, и побольше.

— Место штатное?

— Да, штатное. Не ерепенься, старик. Все без обману. Да и к тому же я не обязан сидеть в «Сан». Могу работать дома, только сдавать им по три колонки в неделю.

— М-м-да. Не газетчик прямо, а журналист. Теперь тебе только обзавестись брюками в полоску и тростью. Ну а знаешь ты, что все это значит?

— Просвети.

— Это значит, что ты любимый ученик. У тамошнего господина учителя всегда есть любимчики.

— И все-то ты знаешь! Спасу нет.

— Впрочем, возможно, это попросту дело рук Кэтрин. Ну ладно, ладно, я ошибся. Может быть, ты разбираешься в людях лучше, чем я. Теперь скажи, где ты намерен поселиться?

— В этом весь вопрос. Мне нужна машинка и квартира.

— О, я, кажется, смогу тебе помочь. В нашем доме живет один малый, который дней через десять отправится на Майами. Можешь снять его квартиру.

— Что ж, решено, — сказал Макэлпин.

Теперь нужно было расспросить Фоли о Генри Джексоне.

Фоли, весело посмеиваясь, приступил к рассказу о Крошке Генри, как он его называл. Очень занятный паренек, сказал он, хоть и не блещет успехами на поприще художника-рекламиста. Да и кто принимает всерьез бородатых юнцов? А сам он, конечно, все не может окончательно решить, хочет ли он преуспеть на ниве рекламы или стать драматургом вроде Бернарда Шоу. Он пишет пьесы для радио, и они не так уж плохи. А если говорить без шуток, Генри способный парень, только очень задиристый. Все наши ребята из «Шалэ» хорошо к нему относятся, во всяком случае, до тех пор, пока он не наклюкается и не начнет действовать всем на нервы, изображая из себя Бернарда Шоу. Беда его в том, что в детстве он был болезненным мальчиком. Когда он в хорошем настроении, он рассказывает, как часто пропускал школу, потому что по два раза в год болел бронхитом. И как раз то время, которое Генри проводил в постели, сыграло в его жизни важную роль, потому что его мать, женщина, судя по рассказам, умная, читала ему вслух Флобера на французском языке, Генри знает наизусть целые абзацы из «Мадам Бовари». Эти недели болезни наложили отпечаток на всю его жизнь. Он приобрел вкус к остроумным писателям прошлого, а потом, естественно, начал и себя считать великим остроумцем. Что в нем привлекло Пегги? Уж во всяком случае, не его блистательная наружность. Ты бы на него взглянул. Ботинки семь лет не чищены… А если он в кои-то веки является сюда в кабак прилично одетым, все застывают в изумлении…

Покажись он здесь, Макэлпин тотчас же его узнает. Живет ли он с Пегги? В этом, вообще-то, никто не сомневается, включая, кажется, самого Генри. Весь последний год их с Пегги часто видят вместе, хотя это, разумеется, еще не доказательство, что он с ней спит. Их считают любовниками уже потому, что оба они гордятся тем, что всегда поступают так, как им вздумается. С другой стороны, возможно, что они сочли оригинальным воздержаться от интимных отношений. Простая любовная связь порой обременительна для такой крученой пары, и, может быть, им, пребывающим в экстазе духовной раскованности, теплое телесное объятие кажется вульгарным. Наверняка же известно лишь то, что они частенько вместе обедают, что он читает ей свои пьесы, иногда сидит у нее до самого утра и разделяет ее интерес к примитивному искусству Африки и негритянской музыке. Все будут удивлены, если окажется, что Пегги просто водит его за нос. Глас молвы утверждает, что Генри ее любовник, а зачем ей сдался бородатый юнец, пусть Макэлпин выясняет сам.

— Только не очень-то усердствуй, — добавил Фоли с ленивой усмешкой. — Вот и сам дружок ее пожаловал.

Вошедший в зал молодой человек с рыжеватой редкой бороденкой в упор уставился на Фоли и Макэлпина. Ему было года двадцать четыре, на тощем теле болтались мешком серые брюки и затрапезного вида коричневая твидовая куртка. «Но что это он один? — с удивлением подумал Макэлпин. — Где же Пегги?» У Джексона были сердитые ярко-голубые глаза; неряшливая бороденка скрывала безвольную линию подбородка. Генри проковылял в дальний конец бара, где сидели Мэлон и Ганьон. На его левой ноге был ортопедический ботинок с утолщенным каблуком.