Любил ли фантастику Шолом-Алейхем? - [27]

Во втором романе действие развертывается на триста лет позже действия перового романа. Герои сражаются уже не с римлянами, но с карликоподобными темнолицыми гуннами. Гунны у Морриса воплощают многие дурные свойства викторианского общества, потому писатель описывает существующее у них машинное производство (что есть очевидное фантастическое допущение, поскольку гунны, о чем Моррис, разумеется, знал, были кочевым племенем), зачатки разделения труда, даже проституцию. Причина, по которой Моррис столь недоброжелательно отнесся к историческим гуннам, очевидно, та же, по какой в первом романе в отрицательном свете показаны римляне. В свое время (4–5 вв.) гунны покорили некоторые германские племена, заставив их (что наиболее заметно в период правления Аттилы) вступать с ними в военную коалицию.

Последующие романы построены более сложно, они более фантастичны, даже таинственны.

В этих романах действие развивается в условном пространственно-временном континиуме – «где-то и когда-то». Одна из основных особенностей создаваемых Моррисом миров в том, что в них существует волшебство, магия, сверхъестественное. Они присутствуют в жизни описываемых миров как естественные и обязательные компоненты бытия. Реальное в повествовании сосуществует с ирреальным, повседневное с фантастическим – и потому воспринимается уже не таким повседневным и бытовым, как в собственно реалистическом произведении, а волшебное словно «заземлено» обыденным, привычным.

Действие романов разворачивается на фоне завораживающих читателя пейзажей – странных, пугающих своей выразительностью: безжизненные равнины, гигантские плоскогорья и скальные массивы. Надо отметить, что Моррис, уделяя большое внимание детализации описываемого, признавал свою зависимость в этом от классиков национальной литературы: «Моими кумирами были Китс и Чосер, потому что они создавали зрительные образы» [109] .

Эти пейзажи писались Моррисом под явным влиянием Исландии, тогда как иные препятствия, возникающие на пути героев – непроходимые без помощи волшебных помощников леса, загадочные рыцарские замки – взяты скорее из европейского рыцарского романа. Нельзя здесь не вспомнить слова исследователя об английском ландшафте, аккуратном и приглаженном, словно одетый с иголочки джентльмен: «Нет неограниченных пространств, предполагающих огромные размеры… нет поражающих однообразием просторов, нет безлюдных лесов, нет неприступных гор, куда не ступала нога человека; все в меру, всего понемногу, одно с легкостью сменяется другим; маленькие речки, небольшие равнины, плоские холмы, невысокие горы…» [110] . Очевидно, что в таком ландшафте нет ничего, что было бы близко сердцу писателя.

Главное в романах – странствия героев. Собственно говоря, они не странствуют в прямом смысле слова, но совершают Квест. Термин Quest на русский может быть переведен как «путешествие», «странствие», «приключение», «путь», «поиск», «поход», но ни одно из них не будет полностью адекватно оригиналу, отражая только одну грань английского слова [111] . Ибо Квест – это движение и в пространстве географическом, и в пространстве души; путь за похищенной невестой, за неким волшебным предметом – и одновременно путь в поисках себя, познание себя, обретение внутренней гармонии. Именно Квестом был и один из самых знаменитых походов в западной литературе XX в. – тот, что предприняли Фродо Бэггинс и его товарищи в страну мрака Мордор, чтобы уничтожить Кольцо Всевластья, Кольцо Зла.

Считается, что Квест – органическая часть рыцарского романа, возникшая с зарождения этого жанра. Квест – вечное движение культуры и движение души – очень важен для западного искусства не только прошлых веков, но и XX столетия, потому получает освещение в различных культурологических работах [112] .

Моррис называл свои романы romances. Этот термин впервые употребил Чосер для обозначения основного эпического жанра средневековой литературы – рыцарского романа как произведения со сказочным содержанием. Впоследствии понятие romance стали употреблять применительно к роману со сказочным, романтическим сюжетом, противопоставляя его роману реалистическому (novel).

Для усиления иллюзии достоверности иного мира Моррис использует особый язык, нарочито усложненный, искусственно архаичный, изобилующий устаревшими синтаксическими конструкциями и лексическими оборотами. К. С. Льюис высоко ценил язык романов Морриса, полностью, по мнению писателя, адекватный художественному замыслу автора [113] , Восторженно отзывались о языке Морриса различные исследователи его творчества; например, вот что писал Норманн Тэлбот: «Моррис создал в этих романах свой язык, чем-то похожий на язык XIV в., но не похожий на него, как язык Спенсера непохож на язык Мэлори» [114] .

В романах Морриса ощутимо влияние ирландских фантастических саг, средневекового рыцарского романа, средневековой литературы видений, прозы и поэзии немецкого романтизма, английской готической литературы, литературной сказки. Соединяя эти различные художественные элементы, Моррис закладывал основы того направления в фантастической литературе, которое в XX веке стало называться «фэнтези». Иногда для обозначения жанра поздней прозы Морриса употребляются также такие термины, как «литература шпаги и колдовства» (sword and sorcery), «героическая фэнтези» (heroic fantasy), «эпическая фэнтези» (epic fantasy). Впрочем, как неоднократно отмечали исследователи, отчетливо выраженной границы между двумя последними направлениями нет.