Лыткаринский маньяк - [22]

– И за что теперь сажают детей? – съязвил в свою очередь Повлоцкий.

– Да, за что? – повторил вопрос Копытин.

Желание показаться крутыми сидельцами было столь нелепым, что даже не нюхавшему пороха студенту это стало очевидно.

– Рекомендовали поинтересоваться у Валежникова! – запросто ответил он соседям.

На Повлоцкого и Копытина фамилия впечатления не произвела. Только Смыслоедов присвистнул: О-о, идейный!

Да уж, идейный. – с горьким сарказмом подумал Антон. Валежникова он сейчас реально ненавидел: И в чем идея? В том, что все воруют? Н-да, революционное открытие…

– Ладно, идейный. Натворил-то ты что? – продолжил расспросы Копытин: За хулиганку, небось, закрыли?

– Я, вообще-то, не хулиганил. Я сам пришел, хотел человеку помочь…

– Это ты брось, не хулиганил. Товарищу майору виднее, хулиганил ты или нет. – строго отрезал Копытин.

– Ага! В институте сказки свои рассказывай! – хохотнул Повлоцкий.

Стало ясно, что оправдаться в глазах алкашей не получится. Да и надо ли?…

– А что будет-то теперь? – обратился Антон к более насущной теме.

– Да, ничего! Десять суток в спецприемнике и на волю! Арестантская жизнь всем идет на пользу. И от баланды еще никто не умер. Книжки там почитаешь, радио послушаешь, с интересными людьми пообщаешься. – сделал прогноз Копытин, явно наслаждаясь ролью бывалого.

Сказанное повергло Антона в шок: Какой спецприемник! У меня свидание завтра, мне нельзя сидеть, никак нельзя!

Пожалуй, он бы и двадцать суток отсидел. Но, только не завтра, – в любое другое время. О, только не завтра!

– Что ты жути нагоняешь! Не бзди, студент. Никто тебя по первому разу не арестует. Ты ж ранее не привлекался? – сжалился над новичком Смыслоедов.

– Нет.

– Ну и все! Выпишут штраф и домой. Еще в университет успеешь, ко второй паре. Ха-ха-ха.

– А если я в суде скажу, что ничего на самом деле не было?

– Э-э, вот этого я тебе точно не советую. Здесь ты никому ничего не докажешь. В суде – тем более. Кайся, говори: бес попутал, больше так не буду, простите-извините.

– Проси наказание, не связанное с этим… ну, с изоляцией от общества. А вот рогом в эти ворота лучше не упираться. – уже серьезно подтвердил Повлоцкий.

– Да студент, не переживай. Считай, на экскурсию попал. Пацанам завтра расскажешь, какой ты герой! – подсластил пилюльку Копытин, ощутив себя еще и милосердным судьей.

На этой мажорной ноте, дверь обезьянника открылась, и в него вошел персонаж, на котором стоит остановиться поподробней:

Василий Иванович Водченко, местный алкоголик и натуральный бич, поскольку и правда, в прошлом, был интеллигентный человек, а теперь, – блаженный дурак, которого что-то озарило или осенило. И он, осененный, фанатично исполнял какую-то, одному ему известную миссию.

Василий Иванович был из бывших. Но, бывших очень давно. Единственным, кто застал его на службе, был один местный ветеран МВД. Он-то, собственно, о нем и рассказал, поскольку сам гражданин Водченко о милицейском прошлом никому не докладывал. Наоборот, всегда желал быть задержанным на общих основаниях, безо всяких поблажек к себе.

Со слов ветерана, Василий Иванович работал следователем, но недолго, потому что с ним произошла какая-то история. Какая именно, понять невозможно: то он кого-то застрелил, то пытался, то его самого пытались, а то и застрелили, все-таки!

Сам ветеран ни хрена не помнил и каждый раз выдавал разные версии. От их обилия ему перестали верить. Даже решили, что он выдумал все, что б прикрыть соседа-собутыльника.

Попросили кадры проверить: мент Водченко или не мент? Те проверили, оказалось, да. Действительно служил, с восемьдесят восьмого по девяносто третий год и уволился по собственному желанию.

О причинах увольнения прояснить не удалось. А сам он, все-таки, свой.

Но, вот, миссия у «своего» Василия Ивановича была удивительная: он профессионально оговаривал бывших коллег! Нарочно распивал там, где побольше народа, откровенно напрашивался, а когда его принимали – строчил заявления, как ужасно с ним обошлись.

Сюжеты брал из газет, радио и телевизора. Как только появлялись новости о полицейском беспределе, он записывался в потерпевшие, с такой же фабулой.

Пытали кого-то током – и ему провода на тело вешали. Пристегивали наручниками под потолок – и у него теперь руки отваливаются, всю ночь провисел на решетке.

Только историю с бутылкой в заднем проходе решил не воспроизводить. Коллеги-то, бывшие, люди с юмором. Так, возьмут, и отправят на освидетельствование!

Остальное все на себя примерил.

Поначалу, к его жалобам относились серьезно. Дел не возбуждали, но проводили внутренние расследования: с воплями, матом, подобием очных ставок. Все-таки, своих, хоть и бывших, не принято пытать. Это уже точно беспредел!

Но, проверки ничего не выявили и стало ясно, – у товарища такая маничка.

Решили просто не обращать внимания. Преступлений-то он не совершает, а так, – пьет себе и пусть пьет. Не трожь дерьмо – оно не воняет. И чуши всякой не несет!

Однако время шло, личный состав обновился и уже никто не помнил, что Василий Иванович из себя представляет. Толерантность сменилась раздражением, желающих терпеть от него поклеп не осталось.