Лысая гора, или Я буду любить тебя вечно - [55]

– Мы идем по исторической улице. Знаешь, что здесь интересного?

– Андреевская церковь – раз, музей Булгакова – два, замок Ричарда – три, художественные мастерские – четыре, – перечисляла, загибая пальцы, Галя.

– Молодец, все правильно, но мы этим не ограничимся. – Глеб покровительственно улыбнулся. – На противоположной стороне расположен «Музей одной улицы», где много расскажут об этом уникальном месте, связавшем с незапамятных времен Нижний и Верхний город. Но об одном периоде в истории этой улицы специально умолчат. Когда в ХIХ столетии началось строительство Печерской крепости, то из Крестов[7] сюда перевели публичные дома. Вскоре почти у каждого дома горел красный фонарь, информируя, что здесь торгуют продажной любовью. Самый роскошный бордель планировалось воздвигнуть у подножия Андреевской церкви. Все как положено: вверху – обитель Бога, внизу – утехи Сатаны.

В те времена здесь происходили баталии между двумя враждующими группировками – офицерами и юнкерами, прозванными «милитерами», и гражданскими лицами – студентами, чиновниками, которых называли «штафирки». Среди штафирок доминирующую роль играли студенты. Группировки ставили своей целью лидерство в публичных домах Андреевского спуска. Победу одержали более многочисленные и сплоченные студенты. Дошло до полного беспредела, до кровавых драк и поджогов, пока жалобы настоятеля Андреевской церкви и генерала Муравьева не возымели действия – последний был вхож к губернатору. Но когда гражданский губернатор Гудым-Левкович, скончался прямо на проститутке, это вызвало скандал и широкий общественный резонанс. Генерал-губернатор был вынужден отреагировать – по его приказу закрыли все публичные дома, но это не решило проблему. Проституция как вид бизнеса была официально разрешена, хозяева публичных домов платили налоги, и они составляли значительную часть доходов городского бюджета, но эти заведения требовалось куда-то перенести. Быстрее других сориентировались жители забитой Ямской улицы, почуяв выгоду. Они заявили о готовности отдать свои усадьбы под изгоняемые из центра публичные дома, рассчитывая разжиться за счет высокой арендной платы, и на самом деле преуспели. Ямская преобразилась, стала нарядной.

– На занятие проституцией толкали тяжелые условия жизни, это были несчастные женщины, – тихо произнесла Галя.

– Не всегда. Известна история купеческой жены, красавицы Анны Мендель. Сохранявшая верность мужу, Анна, узнав о его изменах, отомстила ему – стала платной проституткой. Муж, спасаясь от позора, уехал из города и вскоре умер. Однако и она не смогла вернуться к нормальной жизни.

– Мамаша Гинди, – еще тише сказала Галя.

– Выходит, ты ее историю знаешь? – удивился Глеб. – Верно, она стала хозяйкой аристократического дома терпимости, предлагала клиентам «порядочных» путан. Бывало, сведя знакомство с замужней красавицей, опаивала ее снотворным, фотографировала в непристойном виде и шантажировала. Некоторые богатые вдовы сами приходили к ней в поисках удовольствия.

– Эта улица сохранила дух старины, но не того Киева, о котором ты только что рассказал. Здесь словно переносишься в прошлое, чувствуешь необычайное успокоение, и не хочется уходить отсюда, – сказала Галя, массируя виски, – рассказ Глеба и воспоминания о глупой попытке окунуться в предыдущую жизнь вызвали головную боль. Не удержалась, добавила с иронией: – Я и не подозревала, что ты знаток истории публичных домов!

– Не только того, что касается домов терпимости. – Глеб сделал вид, что не заметил ее иронии, горя желанием продолжить. – Андреевский спуск ряд историков отождествляют с легендарным Боричевым спуском. По нему шли свататься к княгине Ольге древлянские послы, по нему отправился в свой последний путь с языческого капища деревянный бог Перун. Если мы пройдем немного дальше, то с левой стороны увидим чугунную лестницу, ведущую на склон Замковой горы, это тоже Лысая гора, одна из тех, где творили свои чародейства ведьмы. Считается, что Булгаков именно ее описал в романе «Мастер и Маргарита».

– Я знаю, – кивнула Галя. Головная боль прошла внезапно, как и возникла. – По крайней мере слышала.

– Давай поднимемся на вершину! – предложил Глеб.

– Я была здесь в прошлом году с сокурсницами. Наверху стоит металлический крест, обвитый цветными лентами. Ступеньки лестницы – сущие ловушки для тонких каблуков, – рассмеялась Галя, но, заметив промелькнувшую на лице Глеба тень недовольства, согласилась: – Можем подняться – я в подходящей обуви.

Подъем по крутой чугунной лестнице потребовал изрядных усилий, тем боле что кое-где отсутствовали ступеньки, видимо, выломанные собирателями металла.

– Крест установлен в память о погибших под Крутами студентах, – сообщил Глеб, слегка задыхаясь после быстрого подъема по крутым ступенькам. – Кстати, впервые праздник первого мая устраивался именно здесь. Только тогда это был не День солидарности трудящихся, а первый праздник старого Киева, учрежденный Киево-Могилянской академией еще в ХVII столетии как своеобразный День студента. Так продолжалось, пока тут не заложили городское кладбище, известное как кладбище Фроловского монастыря. Что касается первого мая, то в следующем столетии в этот день стали проводить общегородские народные гуляния, и переместились они на Шулявку. Там все было как положено – гуляли целые сутки, люди напивались до мертвецкого состояния, происходили ритуальные кулачные бои. В ХIХ столетии это был уже праздник благотворительности, все происходило чинно и благородно, и только в конце столетия он превратился в праздник трудящихся. Кстати, первые тайные праздники-сходки пролетарского Первомая проходили на Черторое, еще одной киевской Лысой горе, имеющей дурную славу.