Лысая гора, или Я буду любить тебя вечно - [52]

«Я все сделаю, как ты просишь!» – пообещал он и уже утром отправился в Ольшанку.

Вначале он зашел на кладбище – присмотреть место упокоения для Ольги. Могилы были занесены снегом, кое-где виднелись следы бродячих собак. Глеб нашел могилу Ульяны, матери Ольги, рядом находилась могила Мани. Он вытащил припасенную четвертушку водки и помянул их, отхлебывая прямо из горлышка. Полупустую бутылку он оставил на могиле Ульяны. За прошедшее время за ее могилой выросло два ряда новых могил и начинался уже третий. Он пошел прямо через заснеженные огороды сельчан и вышел к дому священника. Тот жил в двухэтажном доме на четыре семьи. Глебу вспомнилось, как они с Маней приезжали сюда, чтобы уговорить священника отпеть мать Ольги Ульяну.

Отец Никодим был дома и пил чай. Увидев Глеба, он растерялся, затем спохватился и предложил войти.

– Софьюшка! Матушка! Налей гостю чая! – крикнул он в сторону кухни.

Глеб сел за стол в гостиной и с любопытством огляделся. Ничего здесь не изменилось: все те же слоники на серванте, один другого меньше; кобальтовая рыбка-графин в окружении маленьких рыбок-рюмочек за стеклянной дверцей по соседству с хрустальными ладьями; разноцветный ковер на стене.

В прошлом пряталась тайна, к которой были причастны Софья и Ольга. Ведь имелась причина, по которой Софья поздней ночью оказалась в доме покойной Ульяны и в нее стреляла Ольга!

Галя ему рассказала, что Софья после той ночи сильно заболела и находилась на излечении в психиатрической больнице, а следователь так и не смог добиться от нее объяснения случившемуся. «Раз попадья дома, то, наверное, уже здорова и сможет рассказать правду о событиях той ночи», – решил Глеб.

– Какими судьбами у нас? – ласково спросил его отец Никодим.

– Последнюю волю Оли хочу исполнить – похоронить ее на здешнем кладбище, рядом с матерью. Вот приехал узнать, как это лучше сделать. На кладбище ходил – место присмотрел, – пояснил Глеб, с нетерпением ожидая, когда Софья войдет в комнату.

– Если на это была воля покойницы, то никто препятствий чинить не будет. Упокой, Господи, ее душу! – Священник перекрестился, колюче взглянул на Глеба: – А я грешным делом подумал, что приехали допрос матушке учинить. Нездоровится ей по-прежнему. Все молчит и только Богу молится. Видимо, покойница ее насмерть перепугала, разум забрала. Ничего, даст Бог, выздоровеет. Помоги, Господи, сердешной Софьюшке! – и он снова перекрестился.

В это время в комнату вошла Софья, одетая во все черное, неся на подносе чистую чашку. Она стала как будто меньше, похудела, лицо теперь у нее было чистое, глаза опущены, и не видно, что в них. Глеб поздоровался. Она не ответила, молча поставила перед ним чашку с блюдцем, налила туда заварки из кобальтового чайничка, кипятка из блестящего самовара, сама уселась в сторонке.

«Сколько ей потребовалось времени, чтобы принести мне чашку? Она подслушивала в кухне наш разговор, желая узнать цель моего прихода? Если это так, то она не такая уж невменяемая», – подумал Глеб.

– Отведайте чайку, Глеб Леонидович. Самоварчик у нас не электрический, на щепках, поэтому и вкус чая отменный. В вазочке варенье вишневое, из лутовки. Я предпочитаю чай вприкусочку, рафинадиком побаловаться. – Отец Никодим, смачно похрустывая сахарком, громко потягивал чай из большой чашки.

«Ему бы чаек похлебать из блюдечка, будет полная чайная идиллия начала прошлого века», – раздраженно подумал Глеб. – «Темнит что-то батюшка, как и его жена».

– На здоровье не жалуетесь? Пришлось вам испить чашу горькую, безвинно в тюрьме столь долгое время промучиться. Очень жаль! – не дал повиснуть тишине отец Никодим.

– Здоровье у меня хорошее. А то, что по ошибке осудили, – так это дело прошлое. Разобрались, приговор отменили, жизнь налаживается. Матушка Софья, как ваше здоровье? – обратился Глеб к женщине в черном, сидевшей неподвижно, с опущенной головой.

Та никак не прореагировала на поставленный вопрос.

– Матушка, может, пойдешь к себе, отдохнешь маленько? – в свою очередь обратился к ней с вопросом отец Никодим, и с тем же успехом – как к каменной статуе.

Священник молча развел руками, мол, что с больного человека взять.

– После смерти Ольги Викторовны вы сами живете? – продолжил он беседу.

– Я недавно женился, – ответил Глеб и покраснел, увидев, что отец Никодим укоризненно покачал головой, явно думая при этом: «Негоже так поступать, еще и года не прошло после смерти жены, а ты уже в дом другую привел!» Вслух священник ничего такого не сказал, лишь поинтересовался:

– Кто же ваша избранница? Тоже наукой занимается, как и вы?

– Учится она, – ответил после короткой паузы Глеб. – Вы ее знаете, она из Ольшанки. Галя, по соседству с покойной тещей жила вместе с братом Василием.

У отца Никодима от удивления выпала из рук чашка, и чай расплескался по столу.

– Женились на Гале, чей брат убил Маню, из-за которого вы попали в тюрьму?! – переспросил отец Никодим, одновременно пытаясь не дать растечься чайной луже по столу.

Глеб мысленно добавил: «Список можно продолжить: ее брат убил любовника моей жены, она спасла меня от тюрьмы, и я из благодарности скоропостижно женился на ней».