Лям и Петрик - [97]
— Царя сбросили! Революция!
И он вспомнил, как в Екатеринославе в день объявления войны тысячные толпы вот так же спешили с окраин к центру города.
Да, это так! Свершилось! Он не поверил своим глазам, голова у него закружилась от радости и неслыханного счастья, когда он увидел, как обыкновенные, простые люди вели арестованного пристава, вчера еще всесильного и всемогущего. Народ провожал его кулаками, а пристав едва отбивался от толпы. Из соседнего переулка вели еще нескольких избитых молодчиков. Все вокруг бурлило, било ключом. С ума можно было сойти. Вот это был денек!
Снизу, с окраины, построившись в ряды, двигалось большое множество народу: изможденные лица, кое-где мелькали солдатские шинели. Несли красный флаг и что-то пели. Петрик набрался храбрости и присоединился к идущим, не спрашивая, что это за люди и куда они идут. Красный флаг, первый красный флаг в его жизни неудержимо манил к себе.
Когда толпа подошла поближе, многие демонстранты кинулись к группе, которая вела избитого городового. Среди них Петрик узнал Юхима Казакова. Юхим растолкал всех и занес свой увесистый кулак над головой полицейского, но его оттеснили. Тогда он вернулся к демонстрантам и опять зашагал вместе с ними.
Петрик поспешил домой, в родное местечко, чтобы принести туда радостную весть, поднять народ, арестовать «барбосов» и вместе со всеми направиться к Лукьянову.
Примчавшись в местечко, он вышел на базарную площадь и, потрясенный, замер на месте. Посреди площади на бочке красовался поп. Береле-кряква припал к Петрику и стал его целовать. Кругом теснился народ без шапок. Люди жадно слушали луполовского попа, который разглагольствовал, возвышаясь над толпой. Его сменил преподаватель гимназии, облаченный в старинный украинский костюм. После него говорил Аршин, затем слово взял опять луполовский священник. Он воззвал: «Все мы братья!» Тут начались всеобщие объятия и поцелуи. Поп целовался с Аршином, с Салей, с любым, кто подворачивался ему под руки. Но больше всех, непонятно почему, неистовствовал Береле-кряква; он то и дело врывался в толпу, набрасывался на кого-нибудь и без конца чмокал его.
Петрика при виде этой компании всего передернуло. Он зашел к Геле-Голде на постоялый двор, отвязал чью-то лошадь и, выйдя через задние ворота, поскакал в Грушки.
На площади перед заводом уже собрались рабочие. Петрик первый выступил здесь, за ним говорили другие. Петрик предложил всем идти к барскому дому, захватить там всяких слуг и работников, оттуда завернуть на мельницу и уже потом двинуться вместе к местечку.
В тот день окрестные села, хутора, поля впервые увидели, как Петро Красенко шагает вместе с заводскими рабочими из Грушек в городок.
Непрерывное нарастание событий, уйма противоречий, множащихся с каждым часом, которые Петро не в силах был ни разрешить, ни объяснить, заставили его вскочить на подножку переполненного вагона и помчаться в Киев.
Проводники посмеивались, глядя на огромный красный бант, красовавшийся на груди у Петрика. С этим красным бантом Петрик, освобожденный от всех оков, отправился в далекий путь, готовый на все, созревший для битв и побед.
По дороге он узнал, что Юхим Казаков убил старого доктора Рикицкого.
Трое суток Петро висел на подножке и сам не заметил, как насквозь промокший, опухший добрался наконец до большого города. Киев клокотал и бурлил. Петро принял участие в первом же попавшемся ему на пути тысячеголовом митинге. Его глаз беспокойно сновал по бесконечным рядам человеческих лиц.
И вот нежданно, совсем нежданно перед ним в толпе мелькнуло знакомое лицо; оно было там, у ограды, подле оратора. Петрик рванулся вперед и с чудовищной силой стал протискиваться сквозь толпу.
У него был такой дико-взволнованный вид, что люди в испуге сторонились, уступая ему дорогу. И Петрик пробился туда, к ограде.
Да, он не ошибся — перед ним стоял Лям.
Валерий Дымшиц
Повесть о счастливом детстве
1.
Так — вопреки сценам смерти, болезни, насилия и нищеты — приходится определить повесть Льва Квитко «Лям и Петрик», потому что в мире Квитко слово «детство» — это синоним слова «счастье», другого детства просто не бывает.
Страшная книга о счастливом детстве — это нелогично, но «Лям и Петрик» — нелогичное произведение: в нем разорваны причинно-следственные связи, события начинаются в пустоте и обрываются в пустоту.
Впрочем, в биографии автора повести тоже много странного: все неправильно, недостоверно, перепутано. Все, кроме дня, и места, и способа смерти. 12 августа 1952 года в Москве поэт Лейб Квитко был расстрелян вместе с другими членами Еврейского антифашистского комитета. Вот в этом мы можем быть уверены. А в остальном путаются даже энциклопедии.
Имя и фамилия. Его звали не Лев Квитко, а Лейб Квитко. Но имя и ударение в фамилии как-то сами собой русифицировались.
Год рождения. Справочники называют 1890-й, но сам поэт, не зная точно, полагал, что это был не то 1893-й, не то 1895-й. Судя по автобиографическому «Ляму и Петрику», последняя дата больше похожа на правду.
Место рождения. Энциклопедии указывают Голосков (Хмельницкая область, Украина) на северо-западе Подолии. На самом деле Квитко родился в местечке Голосков на Южном Буге, тоже в Подолии, но в ее противоположном, юго-восточном углу. Теперь это Николаевская область. В Подольской губернии было два местечка с названием Голосков: одно, то, что в нынешней Хмельницкой области, сохранило свое название, а то, что в нынешней Николаевской, было переименовано в село Голосково. Это недалеко от Кривого Озера, Голованивска, Богополя, Балты, Саврани. Все эти топонимы юга Подолии мелькают на страницах прозы Квитко.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Русские погранцы арестовали за браконьерство в дальневосточных водах американскую шхуну с тюленьими шкурами в трюме. Команда дрожит в страхе перед Сибирью и не находит пути к спасенью…
Неопытная провинциалочка жаждет работать в газете крупного города. Как же ей доказать свое право на звание журналистки?
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Латиноамериканская проза – ярчайший камень в ожерелье художественной литературы XX века. Имена Маркеса, Кортасара, Борхеса и других авторов возвышаются над материком прозы. Рядом с ними высится могучий пик – Жоржи Амаду. Имя этого бразильского писателя – своего рода символ литературы Латинской Америки. Магическая, завораживающая проза Амаду давно и хорошо знакома в нашей стране. Но роман «Тереза Батиста, Сладкий Мёд и Отвага» впервые печатается в полном объеме.
Роман нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера (1904–1991) «Поместье» печатался на идише в нью-йоркской газете «Форвертс» с 1953 по 1955 год. Действие романа происходит в Польше и охватывает несколько десятков лет второй половины XIX века. После восстания 1863 года прошли десятилетия, герои романа постарели, сменяются поколения, и у нового поколения — новые жизненные ценности и устремления. Среди евреев нет прежнего единства. Кто-то любой ценой пытается добиться благополучия, кого-то тревожит судьба своего народа, а кто-то перенимает революционные идеи и готов жертвовать собой и другими, бросаясь в борьбу за неясно понимаемое светлое будущее человечества.
Роман «Улица» — самое значительное произведение яркого и необычного еврейского писателя Исроэла Рабона (1900–1941). Главный герой книги, его скитания и одиночество символизируют «потерянное поколение». Для усиления метафоричности романа писатель экспериментирует, смешивая жанры и стили — низкий и высокий: так из характеров рождаются образы. Завершает издание статья литературоведа Хоне Шмерука о творчестве Исроэла Рабона.
Давид Бергельсон (1884–1952) — один из основоположников и классиков советской идишской прозы. Роман «Когда всё кончилось» (1913 г.) — одно из лучших произведений писателя. Образ героини романа — еврейской девушки Миреле Гурвиц, мятущейся и одинокой, страдающей и мечтательной — по праву признан открытием и достижением еврейской и мировой литературы.
Исроэл-Иешуа Зингер (1893–1944) — крупнейший еврейский прозаик XX века, писатель, без которого невозможно представить прозу на идише. Книга «О мире, которого больше нет» — незавершенные мемуары писателя, над которыми он начал работу в 1943 году, но едва начатую работу прервала скоропостижная смерть. Относительно небольшой по объему фрагмент был опубликован посмертно. Снабженные комментариями, примечаниями и глоссарием мемуары Зингера, повествующие о детстве писателя, несомненно, привлекут внимание читателей.