Львовская гастроль Джимми Хендрикса - [3]

Кто-то из слушавших очень тяжело вздохнул. Капитан поискал глазами вздохнувшего, выдержал паузу.

— Это я рассказываю для того, чтобы вы не держали на нас зла. Мы не были тупыми бульдогами. Я вам хоть сейчас могу биографию Джими Хендрикса по годам рассказать, могу слова его песен в оригинале по памяти прочитать. Петь не могу, извините! У моих родителей не было денег ни на пианино, ни на гитару. В детстве у меня был только один музыкальный инструмент — свистулька! Я еще рад, что не стал милиционером!

— Я тебя вспомнил, — сказал Алик задумчиво. — Если то, что ты говоришь, правда, то нам придется найти стол, за который мы все, — он обвел рукой собравшихся, — можем усесться. И нам придется выпить и вспомнить прошлое поподробнее.

— Всё, что я сказал, — правда, — произнес капитан Рябцев. — Мне нет смысла вас обманывать. Я не на службе. Уже пятнадцать лет, как не на службе.

Алик посмотрел себе под ноги, помолчал. Перевел взгляд на крест со свежей белой надписью.

— Джими, ты слышишь? — сказал он, обращаясь к кресту. — В наши с тобой отношения опять вклинились органы. Но мы не будем пересматривать наши с тобой отношения. Мы тебя не предали ни до 18 сентября 1970 года, ни после. И не было такого года, чтобы мы тут не собрались и не обновили твою могилку. Даже тогда, когда нам очень хотели помешать!

Где-то недалеко, громко завывая, пронеслась «скорая помощь». Сирена постепенно затихла.

— Ну что, ребята? — призывающе произнес Алик. — Я начну!

Он достал из кармана конвалютку с люминалом, взял таблетку, присел к могиле, опустил белую таблетку на землю и, подождав минутку, вдавил ее указательным пальцем внутрь, под корни травы.

— Спи спокойно, — прошептал и поднялся на ноги.

Капитан сделал шаг назад, словно не хотел мешать. Но остался стоять неподвижно, наблюдая за происходящим.

У могилы присел другой пожилой хиппи, на его ладони — заготовленная таблетка снотворного. Ритуал повторился. Следующим к могиле на корточки присел Аудрюс. Зашептал что-то на литовском. Потом тоже вдавил указательным пальцем в землю могильного холмика белую таблетку.

Небо над Лычаковским кладбищем потемнело. Закапал по еще не опавшим листьям деревьев и кустов дождик. Зашелестели листья, зашептались, навевая ощущения притаившейся опасности.

Алик бросил взгляд вверх.

— Всё, как год назад, — сказал он. — Пора…

Они отправились назад, к выходу, спускаясь с холма, обходя могилки и оградки, склепы и памятники.

В затылок Алику дышал Лёня.

— Море волнуется раз, — зашептал он вдруг, и его теплое дыхание коснулось ушей Алика. — Море волнуется два, море волнуется три, счастливой фигурой замри!

Глаза Алика выхватили из темноты большое распятие на каменном кресте. Лицо распятого Иисуса Христа показалось Алику на мгновение счастливым.

Когда ворота были уже закрыты на замок, прямо перед Аликом оказался капитан Рябцев. Он был ниже Алика почти на голову.

— Ну что, ребята, пойдем искать большой стол?! — спросил Алик и, не дожидаясь ответа, повернул направо и зашагал вдоль кирпично-решетчатого забора кладбища. Остальные последовали за ним. Замыкающим оказался капитан.

Вскоре забор кладбища остался позади. По обе стороны дороги теперь серели спящие дома улицы Мечникова. Алик вдруг ощутил слабость в ногах. Он шел впереди, он показывал путь своим старинным друзьям, тем, с кем вместе его забирали в юности в РОВД, и думал одновременно о том, что там, впереди, никакого конкретного большого стола нет. А он был так нужен сейчас, этот стол. Раньше, в старые недобрые времена Советов, даже маленький прямоугольный кухонный столик, обставленный табуретками, казался большим и круглым. Те времена и те столы теперь в «двойном» прошлом: другой век и другая страна. Теперь хотелось полноценного стула — видно, задница с годами стала требовать нежности и удобств. А нежность и удобства на каждом шагу не встречаются.

— Может, в «Жорж»? — Теплое дыхание приятеля наполнило ушную раковину. — Там Генык в сторожах, пустит…

Алик, не сбавляя шагу, покосил взглядом на сказавшего.

— Нет, лучше… — заговорил он и осекся. Предложить что-то свое Алику не удалось.

Внезапно у него заболела голова, и еще сильнее ощутилась слабость в ногах. Перед глазами темный воздух зашевелился, словно кто-то в него струю сигаретного дыма пустил.

— Туман опускается, — произнес возникший справа, между Аликом и стенкой дома, капитан Рябцев. — Это нижний туман, — добавил он голосом знающего человека. — Он нас сейчас зальет… Лучше остановиться.

Алик остановился. Остановились рядом и следовавшие за ним. На глазах у всех, стоявших под надомной, освещенной слабенькой лампочкой табличкой «Лычаковская 84-А», темнота наполнялась воздушным молоком тумана.

Во рту у Алика, на языке, на нёбе ощутилась легкая сладость.

«Фабрика «Свиточ»?! — подумал Алик. — Этот туман явно оттуда… воздушные отходы молочного шоколада?!» — усмехнулся он своим по-детски ироническим мыслям.

Уставился на исчезающую на его глазах надомную табличку.

— Алик, я пойду, — сказал голос капитана Рябцева. — В другой раз.

— В какой раз? — спросил Алик.

— Ты же ни разу не переселялся, — дружелюбно говорил капитан. — Адрес я твой с семидесятых знаю. Зайду, расскажу тебе всё. Может, даже завтра.