Лузитанская лира - [63]

Шрифт
Интервал

         У тех, что валуны дробят в куски!
         Как у других в руках на вид легки
         Немыслимо тяжелые трамбовки!
Какие бороды! А колпаки какие —
         Шерсть да с подкладкой!.. Тут земля — кремень.
         Так прочь жилеты, пояса тугие:
         Должны владельцы их полунагие
         Кирками искры высекать весь день.
О месяц скудости и скорби всеземной,
         Когда цветы — и те не расцветают!
         Стоят деревья, словно флот зимой —
         Пустые реи, такелаж немой.
         С лопат у землекопов грунт слетает.
На Север, мнится, я перенесен нежданно,
         Хотя вокруг все тех же тачек скрип —
         Сюда подвозят гравий непрестанно,
         Все тот же город, меркантильный, чванный,
         Все те же зданья, толпы, крыш изгиб.
Но стали наконец и камни просыхать.
         Проходит наваждение ночное,
         И краски неба взор слепят опять
         Так яростно, что хочется вскричать:
         «Озера бриллиантов предо мною!»
Пусть тех, кто послабей, страшит похолоданье,
         А я здоров, доволен и стремлюсь
         Исполнить радостью существованья
         Свои пять чувств, иначе: обонянье,
         Слух, осязанье, зрение и вкус.
Горит от холода все тело у меня,
         И силы потранжирить мне охота.
         Бежит дорога вдаль, с собой маня;
         Мне любы запах пота и огня,
         Соленый вкус железа и работы.
Глядит мне парень вслед, угрюмый и чернявый,
         А двое — горы мускулов стальных —
         Насвистывают тихо и лукаво,
         И промеряет глубину канавы
         Толстяк, что за десятника у них.
Не жизнь, но ад! Они не люди — тяглый скот,
         Ярмо свое влачащий до могилы.
         На землю заступ землекоп кладет
         И осторожно на руки плюет,
         Чтоб рукоять в ладонях не скользила.
Народ! Пускай на нем тряпье в потеках винных —
         Цвета иные не идут никак
         К рубахам белым на простолюдинах:
         Потеки те — не пятна на холстинах,
         А лозунги, украсившие стяг.
Но появляется тут меж канав и ям
         Изящная фигурка в шубке русской —
         Ни дать ни взять зверек, что по утрам,
         Глазами поводя по сторонам,
         Высовывается из норки узкой.
Как занесло сюда актрису, с коей взора,
         Что, словно навощенный пол, блестит,
         Я не свожу в театре месяц скоро?
         Замешкалась она — ах, эти сборы! —
         И вот на репетицию летит.
Как хрупок стан ее средь мощных плеч и спин!
         Тут труженики есть любого сорта,
         И ясно, кто какого края сын:
         Высок и строен — значит, ты с низин,
         А кряжист и приземист — значит, с гор ты.
Всем обликом своим — богатыми мехами,
         Воздушностью, утонченным лицом
         Она — контраст и с этими парнями,
         И с этими убогими домами,
         И с этим лаконичным декабрем.
Стоят мостильщики с желанием в глазах,
         Как гурт быков, ужаленных стрекалом;
         Она ж, боясь споткнуться на камнях
         В ботиночках на острых каблучках,
         Приблизиться не смеет к грубым малым.
Но, наконец, поняв, что публика упорно
         Не хочет расступиться перед ней,
         Она, бесенок с миною задорной,
         Пускается, как козочка, проворно
         По мостовой меж грудами камней.

УВЯДШИЕ ЦВЕТЫ

Вчера забрел я в сад, где в прежние года
Луна лобзала нас, где ты меня любила,
Свободна, как полет, как солнца лик, горда,
И где напомнило мне все о том, что было.
Во всем еще вокруг поэзия жила,
Рифмуя звездный свет и ожиданье ласки,
И над лавандою еще вилась пчела.
И тени бабочек сплетались в легкой пляске.
Еще дышал тобой тот запустелый сад,
Что встарь высокие внушил мне мадригалы,
И в сердце у меня его увялость ряд
Неувядающих идиллий воскрешала.
Повествовало все мне здесь еще о том,
Как свой неспешный взор, застенчивости полный,
На мне в промчавшемся, но радостном былом
Остановила ты близ этих роз безмолвно.
О чистая душа, что свой природный жар
Под бледной кротостью Клариссы[141] маскирует,
Я не сумел испить до капли весь нектар,
Который женщина нам нежностью дарует!
И все, что братская беседа ветерка
Способна передать цветам благоуханным,
Все-все о нас с тобой услышал я, пока
Уныло размышлял о нашем прошлом странном.
Казалось мне, пройдет мгновение едва —
И сад, приют любви, что создал для тебя я,
Вновь огласят твой смех и пылкие слова,
Которые к тебе я обращал, мечтая.
О символ святости, ты мне вернула вновь
Дни вдохновения, когда, слиясь устами,
Мы пили эликсир душистых вечеров
Под небом этим же, меж этими цветами.
Меня заставила ты вновь перечитать
Роман наш сладостный и более печальный,
Чем розы и ваниль, что люди увядать
Приносят к холмику над ямой погребальной.
Но не сидеть тебе, мой незабвенный друг,
Вовеки на скамье кирпичной и замшенной,
А мне не целовать, когда все спит вокруг,
Твоей руки, как кость слоновая, точеной.
За то, что я над всем поставить не сумел
Любовь, гармонии неизреченной чудо,
Отчаяние мне назначено в удел
И сходен стал мой смех с улыбкою Иуды.
Исчезло все быстрей, о лилия моя,
Пылинки, что с земли унесена муссоном,
И встарь изведанную сладость бытия
Вкусить еще хоть раз уже не суждено нам.
Когда вчера ступил, подруга юных лет,

Еще от автора Антониу Перейра Нобре
Лузиады. Сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Лузиады

 В поэме "Лузиады" - литературном памятнике мирового значения - Камоэнс создал истинный эпос Ренессанса. Это произведение было задумано как национальная героическая поэма в духе "Одиссеи", которая прославила бы португальцев - потомков легендарного Луза, лузитан (как называли их римляне). "Лузиада" повествует о морском походе одного из "великих капитанов той эпохи, Васко да Гамы, проложившего путь в Ост-Индию вокруг южных берегов Африки, и о первом проникновении португальцев в эту страну.


Сонеты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Мельник ностальгии (сборник)

Антонио Перейра Нобре (1867–1900) – один из лучших португальских поэтов конца XIX столетия, о котором Фернандо Пессоа, символ португальской словесности нового времени, сказал: «Когда он родился, родились мы все». Антонио Нобре первый раскрыл европейцам душу и национальный уклад жизни португальцев. Автобиографические темы и мотивы – главный материал, которым оперирует поэт; они, как и географическое пространство его стихов – деревушки и города родной земли, сверкающие в его стихах волшебными красками, – преобразуются в миф.До настоящего времени Нобре был неизвестен русскому читателю.


Стихи

В рубрике «Литературное наследие» — стихотворения португальского поэта Антониу Номбре (1867–1900). «Когда он родился, родились мы все» — так озаглавлена это подборка, предваряемая подробным вступлением переводчицы Ирины Фещенко-Скворцовой.


Рекомендуем почитать
Смерть Артура. Книга 2

Полная драматических коллизии история любви Тристрама и Изольды на протяжении целого тысячелетия (VI-ХVI вв.) была одним из наиболее популярных сюжетов западноевропейской литературы. К этой валлийской легенде обращались Данте, Боккаччо, Вийон. В монументальном рыцарском эпосе Т. Мэлори она занимает центральное место и изложена с наибольшей полнотой.


Похождение в Святую Землю князя Радивила Сиротки. Приключения чешского дворянина Вратислава

В книге представлены два редких и ценных письменных памятника конца XVI века. Автором первого сочинения является князь, литовский магнат Николай-Христофор Радзивилл Сиротка (1549–1616 гг.), второго — чешский дворянин Вратислав из Дмитровичей (ум. в 1635 г.).Оба исторических источника представляют значительный интерес не только для историков, но и для всех мыслящих и любознательных читателей.


Сага о Хервёр и Хейдреке

Древнеисландская сага о древних временах, сложенная в XIII в.© Перевод с древнеисландского, примечания: Тимофей Ермолаев (Стридманн)Редакция перевода, примечания: Надежда Топчий (Традис).Оформление обложки: Анна Ермолаева.


Фортунат

К числу наиболее популярных и в то же время самобытных немецких народных книг относится «Фортунат». Первое известное нам издание этой книги датировано 1509 г. Действие романа развертывается до начала XVI в., оно относится к тому времени, когда Константинополь еще не был завоеван турками, а испанцы вели войну с гранадскими маврами. Автору «Фортуната» доставляет несомненное удовольствие называть все новые и новые города, по которым странствуют его герои. Хорошо известно, насколько в эпоху Возрождения был велик интерес широких читательских кругов к многообразному земному миру.


Поэзия скальдов

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Повесть о Варлааме и Иосафе

Душеполезная повестьо жизни Варлаама и Иоасафа,принесенная из страны внутреннейшей Эфиопии, называемой Индиею, во Святый Град (т.е. Иерусалим) Иоанном Дамаскиным — мужем честным и добродетельным, иноком монастыря св. Саввы. Взято из кн.: Словарь книжников и книжности Древней Руси. Вып. 2 (вторая половина XIV – XVI в.). Ч. 2: Л–Я / АН СССР. ИРЛИ; Отв. ред. Д. С. Лихачев. – Л.: Наука, 1989. – 528 с.


Лирика 30-х годов

Во второй том серии «Русская советская лирика» вошли стихи, написанные русскими поэтами в период 1930–1940 гг.Предлагаемая читателю антология — по сути первое издание лирики 30-х годов XX века — несомненно, поможет опровергнуть скептические мнения о поэзии того периода. Включенные в том стихи — лишь небольшая часть творческого наследия поэтов довоенных лет.


Серебряный век русской поэзии

На рубеже XIX и XX веков русская поэзия пережила новый подъем, который впоследствии был назван ее Серебряным веком. За три десятилетия (а столько времени ему отпустила история) появилось так много новых имен, было создано столько значительных произведений, изобретено такое множество поэтических приемов, что их вполне хватило бы на столетие. Это была эпоха творческой свободы и гениальных открытий. Блок, Брюсов, Ахматова, Мандельштам, Хлебников, Волошин, Маяковский, Есенин, Цветаева… Эти и другие поэты Серебряного века стали гордостью русской литературы и в то же время ее болью, потому что судьба большинства из них была трагичной, а произведения долгие годы замалчивались на родине.


Стихи поэтов Республики Корея

В предлагаемой подборке стихов современных поэтов Кореи в переводе Станислава Ли вы насладитесь удивительным феноменом вселенной, когда внутренний космос человека сливается с космосом внешним в пределах короткого стихотворения.


Орден куртуазных маньеристов

Орден куртуазных маньеристов создан в конце 1988 года Великим Магистром Вадимом Степанцевым, Великим Приором Андреем Добрыниным, Командором Дмитрием Быковым (вышел из Ордена в 1992 году), Архикардиналом Виктором Пеленягрэ (исключён в 2001 году по обвинению в плагиате), Великим Канцлером Александром Севастьяновым. Позднее в состав Ордена вошли Александр Скиба, Александр Тенишев, Александр Вулых. Согласно манифесту Ордена, «куртуазный маньеризм ставит своей целью выразить торжествующий гедонизм в изощрённейших образцах словесности» с тем, чтобы искусство поэзии было «возведено до высот восхитительной светской болтовни, каковой она была в салонах времён царствования Людовика-Солнце и позже, вплоть до печально знаменитой эпохи «вдовы» Робеспьера».