Лутра - [15]

За лесом вздымался к небу страшный полыхающий огонь. Лутра застыл на месте: что-то не то, слишком много света.

Мельник шел быстрым шагом и заметил кравшихся за ним собак, когда был уже далеко от дома. Он остановился и, подумав немного, махнул рукой.

—Вас-то никто не звал.

Собаки сели и скромно, преданно завиляли хвостами, ведь в голосе человека не прозвучало ни приказа следовать за ним, ни приказа вернуться назад.

—Ну, ладно, раз уж увязались за мной, то марш. «Марш» — это уже другое дело! Они тут же поняли

хозяина. Знакомое слово для собаки значит больше, чем для солдата — отпускное свидетельство, снабженное печатью. Они вскочили и помчались вперед, теперь уже сопровождая хозяина с полным правом. Иногда они останавливались, прислушиваясь к потрескиванию камыша в отдалении; чтобы немного приободриться, оглядывались назад, — ведь что и говорить, огня они боялись. Пылали уже все заросли камыша, а среди них виднелись большие темные пятна: там стояла вода или путь огню преградили густые кусты сырого ракитника. В полыхавшем на небе сиянии жалобно кричали дикие утки, и время от времени, когда пламя лизало их шпоры, верещали фазаны. То один, то другой опаленный заяц мчался к полю. А вот у Карака шуба осталась в целости и невредимости. Как только донеслось шипение огня, он тут же задал стрекача, хотя это и не входило в его планы. Морда лиса была изукрашена кошачьими когтями и зубами, ранки, царапины вспухли от укусов пчел, а один глаз затек. Лиса слегка знобило. Но это не помешало бы ему уснуть: ведь он всегда готов был поесть и поспать. Он еще не доел кошку, но запах дыма и шипение огня обратили его в бегство. Огонь трещал все громче, словно через камыши гнали стадо. Но это лис слышал уже сидя в лесу; он с удовольствием зализал бы свои раны, но не мог достать языком до носа. За мельником и собаками он следил с безопасного расстояния, потом свернулся клубком и, уткнувшись в шерсть носом, притворился спящим.

Из деревни прибежало несколько человек, у которых

прошлогодний камыш лежал еще ворохами, не убранный; они возмущались, но не в силах были помочь беде. У кого сгорело, у кого нет, они узнали бы и утром.

Наверху, на плотине, стоял егерь, ожидая, не прилетит ли с пожара какая-нибудь птица, и ругал собак:

— Не знаю, дядюшка Калман, зачем вы привели с собой этих кабысдохов.

— Когда я увидел, что они увязались за мной, уже поздно было гнать их обратно. Но они вовсе не кабысдохи.

— Это я просто так скаэанул, — смягчился егерь. — Ведь в таком переполохе, быть может, удастся пристрелить какую-нибудь дичь.

— Тогда мы уйдем отсюда. Ко мне, — приказал мельник собакам, и они, спустившись с плотины, улеглись на берегу. — Ну, видишь, они совсем не глупые. Не помешают тебе охотиться… Лесу не грозит беда?

—Ветра нет, да и лес не густой. Ну, теперь лежать! Миклош поднял ружье и выстрелил. Донесся шорох, и на землю шлепнулась дикая утка.

—Лежать! — гаркнул мельник на вскочивших было собак. — Зря я вас только что похвалил.

Обе собаки, поджав хвосты, поплелись назад, виновато поглядывая на хозяина:

— Мы думали, можно… Так громко бахнуло это… как его…

— Молодец, Миклош!

— Тс-с… — и ружье снова поднялось, но потом опустилось. — Больно далеко они… — указал егерь рукой на утиную стаю, проносившуюся вдали в облаке пепла.

Потом снова раздался выстрел, и опять зашуршала падающая утка.

Миклош подобрал уток и положил их перед мельником.

—Отнесите их домой, дядюшка Калман. Передайте от меня Эсти.

Мельник задумался. Эсти восемнадцать лет, а Миклошу, верно, двадцать пять. Жалование у него небольшое, но человек он порядочный…

— Что ж, спасибо. Позову тебя, когда их жарить будем.

— Идите домой, дядюшка Калман. Нечего тут ждать. Ветра нет, что должно было сгореть, уже сгорело. Я все равно еще тут задержусь. Случись какое несчастье, я выстрелю два раза. Так я договорился в деревне. Но, думаю, ничего не случится.

В зарослях камыша уже лишь кое-где вспыхивало пламя, но тем больше дымились сырые кочки. Огонь, подымавшийся прежде к небу, уже притаился в земле, и снова засияла плутоватая физиономия луны, точно говоря:

— Огонек, хочешь со мной побороться?

Огонь не отвечал, шипел, метался, задыхаясь; пытался пробиться к кустам, но они были сырые, и наконец он совсем потух. Маленькие купы ракитника стояли плотной стеной. Крайние кусты слегка опалились, но в гущу их огонь не проник, и там прятались испуганные самки фазанов и несколько окончательно струсивших зайцев.

В это время Карак, верно, в двадцатый раз проснувшись, заволновался: в нос ему забился тяжелый запах дыма, от которого он тщетно пытался избавиться.

—Еще кто-то явился на мое горе.

Когда мельник с двумя собаками прошел мимо, по дороге домой, Карак совсем не испугался. В лесу стелилась по земле густая тьма, но кроны деревьев еще утопали в лунном сиянии, и бегающие по плотине собаки даже не подозревали о том, что два раскосых лисьих глаза следят за каждым их движением. Они рысцой неслись домой, но, вбежав во двор, стали с ворчанием принюхиваться, и мельник остановился пораженный: над птичником кружились в лунном свете белые утиные перья.