Лунный ветер - [41]

— Мнится мне, вы хотели сказать «жертва». Или «добыча».

— Да вам никак нравится в своих мыслях примерять на себя красный капюшончик?

— Лишь если вам по душе примерять шкуру большого злого волка.

Он не сбился с шага. Лишь улыбнулся, подступив уже так близко, что я отчётливо видела его лицо.

— Неужели любительница страшных сказок так и не поняла, что маленьким девочкам не стоит гулять в одиночку? И убегать из дома в темноту, где таится много опасностей? Вы делаете это непозволительно часто.

— Я уже говорила. Я не боюсь темноты.

Он наконец замер. Рядом: нас разделял только шаг. Во тьме глаза его выцвели, утратили обычную разницу, но пляшущие в них искры я видела совершенно отчётливо — и поняла, что снова теряюсь в его взгляде. Тёплом, глубоком, манящем бархатной чернотой… чернотой мрака, дарящего забвение сладкого сна.

Вечного сна.

— Напрасно. Вот она, — темнота. Вот он я, который, поверьте, может быть весьма опасен, — он уже почти шептал. — И что вы будете делать теперь, мисс Лочестер? Куда побежите, если ваша смерть опалит вас своим ледяным дыханием?

Я прикрыла глаза: в странной обречённости, сама не зная, почему не пытаюсь бежать или кричать.

Широко распахнула — когда прикосновение к моему лицу заставило меня вздрогнуть, точно от пощёчины.

Его прохладные пальцы скользили по коже медленно, осторожно. Они откинули растрепавшиеся волосы с моего лба, бережно заправили за ухо непослушный локон — и двинулись от виска к скуле, едва касаясь. Потом — ниже: нежным туше — по щеке, дразнящей лаской — по шее, прежде чем цепко поддеть подбородок. Заставили вскинуть голову, чтобы их обладатель мог снова вглядеться в мои глаза так пристально, будто искал в них ответ на неведомый мне вопрос.

Я должна была хлестнуть его по руке. Должна была ударить его и бежать, пресечь все вольности, пока те не зашли слишком далеко. Его касания были приятны, они разливали в крови мучительно-сладкое тепло, которого я никогда не испытывала прежде, — недозволенная реакция, почти пугавшая меня… но мысль о том, что эти же ласковые пальцы могут скользнуть к вырезу платья, пугала меня совершенно точно.

И, прекрасно понимая, что происходит и может произойти, — я всё ещё не бежала. И не кричала.

Он не перейдёт черту. Он не поддастся порыву, которому когда-то поддался Том, не сделает ничего, что я не хочу или к чему не готова. Это было безумием, но откуда-то я знала это, и знала совершенно точно.

Или просто верила настолько, что это казалось мне знанием.

Но, похоже, это и было тем ответом, что он искал.

— Вы не боитесь меня, — произнёс «корсар» наконец.

Не спрашивая — утверждая.

— Нет.

Мой ответ прозвучал приглушённо и хрипло, на грани выдоха и шёпота.

— И снова напрасно. — Он улыбнулся, но эта улыбка отчего-то была невесёлой. Отвёл пальцы, высвобождая мой подбородок, опустил руку — и мне вдруг снова стало холодно. — Когда я говорил про опасность, я не шутил. Вы не бежите от того, от кого бежали очень многие.

— Правда? Чем же вы так опасны?

Он не ответил.

Лишь улыбка его померкла.

— Вы поражаете меня, Ребекка, — сказал он затем. — Я знаю, что вы видите мою тень. Вы не готовы поддаться ни мне, ни ей, вы брали с собой нож, намереваясь ей противостоять. Но она и правда вас не пугает — вы просто… учитываете её существование. Вы, вчерашний ребёнок… — он помолчал. Чуть отвернулся, глядя теперь не на меня, а в темноту. — Впрочем, может, в этом всё дело. Вы слишком юны, чтобы в полной мере понимать: этого стоит бояться.

Я облизнула губы.

Спроси, шепнуло что-то внутри меня. Спроси сейчас.

Спроси то, о чем тебе так хочется спросить…

— Мистер Форбиден, — проговорила я, кое-как выталкивая слова сквозь сухое горло. — Скажите… я права, когда думаю, что вы…

Он посмотрел на меня — и окончание фразы замерло на языке.

Я не могла это произнести. Потому что это прозвучало бы слишком прямо и слишком глупо. Потому что я боялась услышать ответ. И, смолкнув, я отвела взгляд, но чужие пальцы уже коснулись моего лица: большой — линии подбородка, остальные — щеки. Они легли на кожу мягко, но непреклонно, заставив меня повернуть голову, снова взглянув на хозяина лабиринта.

— Да, Ребекка? — спросил он, держа моё лицо в своей ладони.

В голосе его пробились какие-то странные шелестящие нотки — словно обманчиво ласковый шелест сонных маков, ядовитых и пьянящих, — и я сглотнула, вновь увязая в тёмном дурмане его взгляда.

Спроси…

— …Когда думаю, что вам приходилось убивать? — всё же прошептали мои губы.

Заветное слово «оборотень» они произнести так и не решились. Ну и пусть. Правдивого ответа на этот вопрос мне будет вполне достаточно.

«Корсар» долго смотрел на меня. Затем, не опуская руки, сделал последний шаг, разделявший нас.

Когда другая его ладонь легла на мою талию, притягивая ближе, меня пробила мелкая дрожь.

— А если я отвечу «да», вы наконец-то испугаетесь и побежите? — его тонкие губы оказались так близко от моих, что выдохи, с которыми он произносил слова, обжигали меня почти поцелуями. — Если узнаете, что за спиной у меня прошлое, полное крови, что я видел вещи, которые вашим невинным глазкам лучше не видеть никогда, и делал то, о чём вам лучше вовек не слышать… — он прищурил глаза, заполнившие собой всё, что я видела. — Скажите, Ребекка, вы отвернётесь от меня?