Лунный Пес. Прощание с богами. Капитан Умкы. Сквозь облака - [8]

Главной заботой всего живого была кормежка.

Однажды Главный Ворон подозвал Лунника и укоризненно сказал ему:

— Напрасно ты отказался жениться на одной из моих правнучек. Если этого не случится следующей весной, ты прервешь линию нашего вороньего рода и тебе придется уйти от нас.

Однако до следующей весны было еще так далеко, что Лунник не обратил большого внимания на предостережение Главного Ворона.

Наступившие теплые дни и обилие жизни вокруг не оставляли времени для сна. Да и все вокруг, особенно птичье население скальных утесов, покрытых гнездовьями, затихало лишь ненадолго, пока Солнце катилось вдоль горизонта, чтобы снова взмыть ввысь.

Главная забота всего птичьего базара состояла в там, чтобы добывать пропитание и охранять будущее потомство. Желающих полакомиться птичьими яйцами было великое множество. По отвесным скалам карабкались лисы и росомахи, какие-то ободранные существа, потерявшие роскошные зимние меховые одежды. Самое удивительное было в том, что вороны тоже охотились за птичьими яйцами и самым большим лакомством считались пятнистые яйца кайр. Луннику, чтобы не умереть с голоду, приходилось тоже есть яйца, и они пришлись ему по вкусу.

Ранним утром, когда солнечные лучи еще не были так горячи, Лунник отправился на промысел. Он вылетел из скальной расщелины, где проводила ночь воронья стая, и сначала опустился вниз на галечный пляж, где нежились моржи. Чуть поодаль расположились две нерпы. Лунник обрадованно поскакал к ним, помогая себе большими распущенными крыльями.

— Осторожно! — крикнула нерпа и толкнула ластом соседку. — Ворон скачет к нам!

Обе нерпы стали отползать к воде.

— Подождите! Подождите! — закричал им вослед Лунник. — Я ничего вам плохого не сделаю. Я тоже был нерпой!

— Видишь, как притворяется, — заметила нерпа, окунаясь в спасительный прибой.

— Вороны — они самые коварные и хитрые, — добавила вторая. — Хорошо, что они не умеют плавать. Говорят, что, если ворону удается догнать нерпу, он сначала выклевывает им глаза, а потом когтями разрывает грудь и рвет клювом еще теплое трепещущее сердце.

— Но почему их считают священными?

Лунник и сам не знал, почему воронье племя считалось священным. Главный Ворон намекал на какие-то особые заслуги, совершенные при сотворении Мироздания, но в чем они состояли, об этом он говорил как-то смутно и неубедительно.

Якобы всё — земля, скалы, тундра, галечные берега — всё это застывшие испражнения Ворона-Прародителя, который летел в кромешной тьме, в которой не было ни света, ни верха, ни низа. А озера, и реки, и даже безбрежные океаны — это моча Ворона-Прародителя.

Лунник как-то высказал сомнение: сколько должно было выпасть из одной птицы для сотворения Мироздания, на что Главный Ворон сказал:

— Наш Прародитель, наша Первоптица была достаточно велика, — и укоризненно посмотрел на Лунника.

В вороньей стае не пристало сомневаться в истинах, изрекаемых Главным Вороном. Но все же сомнения у Лунника остались. Иногда возникала зависть к другим птицам и сожаление о том, что он принял облик ворона уж очень скоропалительно. Почему бы не превратиться в баклана? Изящная, не менее черная птица. Она летела высоко и быстро и с удивительной точностью бросалась на рыбу, плывущую в глубине воды. Вынырнув, она медленно глотала добычу, и трепещущий рыбий хвостик долго торчал из клюва. Примерял Лунник себя и к кайрам, и к многочисленным породам чаек, к уткам, гагам, гусям, топоркам и разной другой летучей мелочи, порой даже затмевающей солнечный свет.

Лунник увидел Человека и замер, прижавшись к теплой, покрытой голубоватым мхом скале. Двуногий осторожно спускался откуда-то сверху. На поясе у него висел кожаный мешок, куда он складывал яйца, осторожно выбирая их пятипалой рукой из гнезд. Человек никогда не трогал ворон. Лунник об этом знал, но тем не менее ужас охватил его, приковал к скале.

Взлетевшие в испуге птицы пытались отогнать непрошеного утреннего гостя, низко летая над ним, пытаясь даже клюнуть в лицо и в руку, нещадно поливали его едким пометом, но Человек только отмахивался. Он был хорошо защищен искусственной шкурой, снятой с убитых им животных. Даже на голове у него был особый колпак, который не пробивали даже острые клювы топорков.

За первым двуногим двигался еще один.

Он держал над головой огромный обруч с сеткой, сплетенной из тончайшего ремня. С помощью этого устройства человек накрывал сразу несколько топорков, потом по одному освобождал их, свернув головки, складывал в кожаный мешок из целиком снятой нерпичьей кожи. Он охотился только за топорками, в то время как первый брал почти все подряд яйца, но обходил стороной вороньи гнездовья.

Лунник пробрался в скальную расщелину к своим сородичам-воронам и, объятый ужасом от всего увиденного, забился в самый дальний угол.

Старый Ворон подошел и успокоил Лунника:

— Не бойся. Человек ворона не тронет.

— Почему он такой жестокий?

— Есть хочет, потому и такой, — ответил Старый Ворон. — Голодный, он теряет рассудок, и у него остается только одна мысль — добыть еду. Потому что еда — это жизнь. Тот, кто ест, тот и существует, а тот, кому нечего есть, слабеет и уходит из жизни, покидает этот мир.