Лунный нетопырь - [12]

Прирожденная мудрость властительницы, никогда не оставлявшая принцессу, подсказала ей, что такое мероприятие следует поддержать.

— Мой сенешаль, лучший кувшин вина из погребов замка Асмуров! — велела она. — И еще три-четыре поскромнее…

Эрромиорг, уже привыкший к тому, что его величают самыми разнообразными земными титулами, почерпнутыми Юргом из исторических романов, исчез с быстротой мелькнувшего метеора, и через минуту-другую уже старинные запечатанные сосуды, один другого затейливее, красовались у ног принцессы. Она сорвала не успевший закрыться на ночь сапфировый колокольчик, выбрала самую причудливую из заветных посудин, покрытую сеточкой мельчайших трещинок, точно картина древних мастеров, и обвила стеблем горлышко:

— Флейж, переправь это счастливому деду в знак того, что мы тоже пируем, разделяя его радость. И можешь не умываться.

Нельзя было найти более подходящего гонца для такого поручения — Флейж исчез, вспыхнув, как птица Феникс.

И так же стремительно возродился на том же месте.

— Что-то у Алэла рожа кислая, — сообщил он без излишнего пиетета. — Может, он надеялся на тройню?

— Или хотел девочку, — осторожно вставил Ких.

— Так девочка и получилась. И мальчик в придачу. Комплект.

— Ты что, и повидать их уже успел?.. — изумилась принцесса.

— Отнюдь. Это Ее Величество Ушинь похвастаться изволили.

— Ладно, — сказал командор, — у кого есть желание праздновать до утра, я не возражаю. А я сегодня что-то притомился. Ты как, дорогая?

— Аналогично.

Дело было, разумеется, не в усталости — просто тот диалог, который имел место между ними с глазу на глаз, камнем лег на душу и тому, и другому. Разговор был окрашен интонациями, до сих пор между ними, мягко говоря, непопулярными: «Во-первых, я попрошу тебя впредь не отдавать мне приказов в присутствии моих подданных. А во-вторых… — Голос жены внезапно стал каким-то тусклым, точно посыпанным пеплом. — Я ненавижу эту Сваху, мне до смерти надоели эти полеты — но я не могу без них. Я задыхаюсь на этом острове, понимаешь?»

Как тут не понять — понял, разумеется. Понял, но не поверил. Потому что верить не хотел. До какого же идиотизма дошло его самодовольное спокойствие! Ему казалось, что у жены есть все: его любовь, не утратившая юношеской пылкости, двое малышей-ползунков, радушие семейства короля-соседа; сюда следовало прибавить заботы по благоустройству этого острова, не обитаемого до их появления; редкие, но, как ему казалось, такие желанные визиты на Тихри к славному правителю Лроногирэхихауду Справедливому; всегда полные загадок и напастей экспедиции в созвездие Сорочьей Свадьбы, его самого неизбывно наполнявшие первопроходческим восторгом; в довершение всего — целая Вселенная, открытая для полетов джасперян — и нате вам!

Она, оказывается, задыхается.

И, что еще хуже, ощущение это у нее возникло, разумеется, не сегодня. А ведь до этого вечера молчала…

Ему вдруг припомнилось, как они беззаботно радовались тому, что у них еще столько впереди непредугадываемого, что будет случаться с ними в самый-самый первый раз. Но вот такой горькой откровенности они не предвидели. И пока эта откровенность не улетучилась, он спросил, пусть даже чуточку грубовато: «Так чего же тебе не хватает?» И она ответила со свойственной ей прямотой: «Безграничности».

И тогда он ее понял: по воле крэгов из всей Вселенной для нее была изъята Равнина Паладинов, и этого оказалось для нее достаточно, чтобы чувствовать себя как в тюрьме. «Ладно, — сказал он, — откровенность за откровенность. А ты никогда не думала, как я тут схожу с ума, когда от тебя долго нет вестей? Ведь если поблизости нет никого из твоих служивых, то я тебе и на помощь не смогу прилететь. А если… если… ты… исчезнешь — что мы с Ю-юшкой будем делать здесь, на Джаспере?»

Мона Сэниа опустила ресницы, и ее охватил такой мрак, который не могли бы рассеять ни заботливые крылья Кукушонка, ни блистательный аметистовый обруч, дар немилой ее сердцу Земли. И вовсе не потому, что впервые ее ужалила мысль о реальности собственной гибели. О возможной опасности она думала постоянно — на то она и была командором вольной дружины. Об опасности — но не о смерти. А вот Юрг, ее звездный эрл, оказывается, размышлял даже о том, что будет после. Иначе откуда родились эти нестерпимо звенящие слова: «Что мы с Ю-ю будем делать здесь, на Джаспере?»

Значит, и это он обдумал, ее муж, ее любовь: он вернется туда, где не знают безудержной воли полетов, где все привязаны к своей обреченной на одиночество планете — убогой песчинке в бескрайнем и блистательном хаосе Вселенной. И он унесет в этот замкнутый мирок ее сына, рожденного летать, и воспитает его бескрылым, возможно, даже не посвятив его в тайну своего рождения — чтобы был, как все…

И это ее сына, — которого называют «Принцем трех планет»!

Они больше не сказали друг другу ни слова и появились на вечернем лугу Бирюзового Дола как ни в чем не бывало, впервые старательно делая вид, что все осталось по-прежнему.

3. Печаль и счастье короля Алэла

Как бы там ни было, а одним кувшином вина короля не поздравляют — это первое, что пришло в голову принцессе поутру, когда солнце еще только собиралось подыматься над Лютыми Островами.