Лунный лик - [2]

— Ха-ха-ха! — расхохотался он. — Ну и выкинул же мой малец штуку! Слышали вы что-либо подобное? Он играл у реки, как вдруг на него обвалилась земля с высокого берега и совершенно засыпала его. «О, папочка! — закричал мальчишка. — Меня совсем затерло!»

Он замолчал и словно приглашал меня принять участие в его адском веселье.

— Я не вижу тут ничего смешного! — сказал я и почувствовал, что меняюсь в лице.

Он с удивлением взглянул на меня, но через мгновение лицо его вновь озарилось проклятым ясным светом, делающим его похожим на сияющую луну, и снова послышался оглушительный хохот.

— Хо-хо-хо! Это страшно смешно! Неужели вы не понимаете, до чего это смешно! Хо-хо-хо! Хе-хе-хе! Вот странный человек! Не понимает веселых вещей! Вы подумайте, вот река…

Но я резко повернулся к нему спиной и торопливо удалился. Чаша моего терпения была переполнена. «Черт побери! — подумал я. — Необходимо положить этому конец». Взобравшись на самую вершину холма, я все еще слышал его гнусный хохот, поднимавшийся к небесам.

Я горжусь тем, что всегда и все делаю в высшей степени аккуратно. Когда я задумал убить Джона Клеверхауза, я решил это сделать так, чтобы мне не пришлось стыдиться содеянного. Я ненавижу неумелость, а равно и жестокость. Мне всегда казалось отвратительным убивать человека простым ударом кулака — фи, какая гадость! Мне нисколько не улыбалось и застрелить Джона Клеверхауза (ах, эта фамилия!), или зарубить его саблей, или размозжить ему череп дубиной. В мои планы входило не только покончить с ним «чисто» и художественно, но проделать все так, чтобы впоследствии против меня не было ни единой улики.

Я всецело отдался этой мысли, и после недели глубокого размышления мой план был готов. Я купил пятимесячного ньюфаундленда, самку, и занялся его тренировкой. Если бы кто-нибудь стал следить за моей работой, он заметил бы, что при дрессировке меня занимала больше всего одна вещь — поноска. Я учил собаку, которую назвал Беллоной, приносить мне из воды все, что я бросал туда, и не только приносить, но приносить немедленно, ни в коем случае не играть и не забавляться с вещами. Самое главное заключалось в том, чтобы научить собаку ни перед чем не останавливаться и как можно скорее приносить брошенные в воду предметы. Я убегал от собаки и заставлял ее, с палкой в зубах, догонять меня. Это было чудесное животное, которое так увлекалось игрой, что давало мне полную уверенность в близкой победе.

Затем при первом удобном случае я подарил Беллону Джону Клеверхаузу. Я знал, что делал, так как был предупрежден о маленькой слабости моего врага, которой он постоянно поддавался.

— Нет, этого быть не может! — воскликнул он, когда я передал ему конец привязи. — Неужели вы это всерьез?

И в ту же минуту он широко осклабился, и на его лунообразном лице показалась характерная гнусная улыбка.

— А мне почему-то всегда казалось, что вы недолюбливаете меня, — объяснил он. — Но как мне приятно убедиться теперь, что я ошибался.

И с этими словами он буквально схватился за бока от неудержимого хохота.

— Как ее зовут? — удалось ему спросить между двумя пароксизмами смеха.

— Беллона, — ответил я.

— Ха-ха-ха! — расхохотатся он. — Вот странное имя!

Я стиснул зубы, потому что мое терпение подходило к концу, но все же мне удалось процедить:

— Разве вы не знаете? Ведь это жена Марса.

При этих моих словах лунный свет начал заливать его лицо, и он снова разразился хохотом.

— Ах, моя покойная собака! Значит, это вдова теперь! Хо-хо-хо!

Он долго еще хохотал мне вслед, и я слышал его сатанинский смех даже тогда, когда поднялся на холм.

Прошло около недели, и однажды, в субботу вечером, я встретил Джона Клеверхауза.

— Если не ошибаюсь, вы в понедельник уезжаете? — спросил я. Он кивнул и усмехнулся.

— Значит, вам не удастся теперь поесть форелей, которых вы «обожаете»? — снова осведомился я.

Но он не обратил внимания на мой иронический тон.

— Ну, отчего же, — ответил он. — Я как раз завтра собираюсь на рыбную ловлю.

Таким образом, мое предположение подтвердилось, и я в восторге вернулся домой. На следующий день, рано утром, я увидел его проходящим мимо меня с веревочной сеткой и мешком за плечами. Беллона следовала за ним по пятам. Я прекрасно знал, куда он направляется, а потому, не теряя времени, пересек поле и пробрался через густой кустарник на самую верхушку холма. Стараясь не терять его из виду, я прошел около двух миль, пока не вышел на своего рода естественный амфитеатр, образуемый холмами, откуда вытекала крохотная речушка; она быстро бежала по ущелью, а затем останавливалась отдохнуть в большой каменной котловине. Здесь и должно было все разыграться. Я уселся на самом гребне горы, откуда мог все великолепно видеть, и закурил трубку.

Прошло несколько минут, и я увидел тяжело ступающего Джона Клеверхауза, вышедшего к реке. Беллона неотступно следовала за ним, и видно было, что и собака и ее хозяин находятся в самом прекрасном настроении. Поминутно короткий резкий лай собаки сливался с грудными нотами хохота моего врага.

Подойдя к озеру, Джон Клеверхауз сбросил на землю сеть и мешок и вынул из кармана нечто похожее на толстую свечку. Но я-то отлично знал, что это был «гигант», большой динамитный патрон, — этим способом он ловил форелей, производя с помощью динамита взрыв под водой и оглушая рыбу. Он плотно окутал патрон ватой, привязан к палке, приготовил фитиль, поджег его и бросил снаряд в воду.