Лунный бассейн - [12]

К полудню мы потеряли всякую надежду прорваться сквозь скалу. Приближался вечер, и нам нужно было решить, что делать дальше. Я хотел отправиться на Понапе за помощью. Эдит возражала, говоря, что на это потребуется много времени и нам вообще не удастся убедить наших людей вернуться с нами. Что тогда оставалось? Одно из двух: вернуться в лагерь, подождать возвращения наших людей и затем попробовать убедить их пойти с нами на Нан-Танах. Но это значило, по крайней мере, на два дня оставить Тору. На это мы не могли пойти, это было бы слишком трусливо. Другая возможность – дождаться ночи на месте, подождать, пока скала, как и накануне, не откроется, и сделать вылазку через нее в поисках Торы, прежде чем она закроется снова. С солнцем к нам вернулась уверенность, развеялся зловонный туман суеверий, который на какое-то время окутал наш разум. В ярком свете солнца, казалось, нет места для привидений.

Очевидно, плита все же открывалась, но разве Тора просто не могла обнаружить ее уже открытой благодаря действию механизма, все еще работающего и основанного на законах физики, неизвестных современной науке? Этот механизм мог действовать при свете полной луны. Утверждения туземцев, что ани обладают особой силой давали возможность использовать силу, заключенную в лунных лучах, как мы нашли возможность использовать солнечные лучи. Если это так, то Тора, вероятно, находится за плитой и шлет нам призывы о помощи.

Но как объяснить охвативший нас сон? Может, это был запах каких-то растений или газ, выделяющийся на острове? Мы согласились, что это вполне вероятно. Каким-то образом период наибольшей активности этого воздействия совпадает с полнолунием, но если это так, почему Тора не уснула тоже?

С наступлением сумерек мы проверили свое оружие. Эдит прекрасно владела и пистолетом, и ружьем. Помня о том, что сон мог быть следствием естественной или созданной людьми причины, мы изготовили простые, но надежные нейтрализаторы сна и разместили их около рта и ноздрей. Мы решили, что моя жена останется в укрытии, Стентон займет позицию на противоположной стороне за лестницей, а я расположусь по другую сторону, ближе к Эдит. Место, которое я выбрал, находилось в пятистах футах от нее, и я, глядя на углубление, в котором она лежала, уверял себя, что она в безопасности. Поскольку накануне все началось с восходом луны, мы считали, что и теперь до появления луны нам нечего опасаться.

Слабое свечение предвещало восход луны. Я поцеловал Эдит, и мы со Стентоном заняли свои места. Становилось все светлее, лунный шар быстро поднимался и через несколько мгновений стал виден полностью.

И тут же, как и накануне, с террасы донесся звук, похожий на вздох. Я видел, как Стентон выпрямился, напряженно глядя на вход, с ружьем наготове. Лунный свет усилился, стал ярче. Я видел, как изумление Стентона все усиливается.

Я встал.

– Стентон, что вы видите? – осторожно окликнул я его. Он взмахнул рукой, призывая к молчанию. Я повернул голову и посмотрел на Эдит. И ощутил шок. Она лежала на боку, лицо ее освещала полная луна. Эдит крепко спала!

Повернувшись, чтобы окликнуть Стентона, я задержал взгляд наверху лестницы и застыл в изумлении. Лунный свет еще более сгустился. Казалось, он… материализуется… там. Сквозь него пробегали жилки сверкающего белого пламени. Меня охватила вялость. Просто у меня не было сил пошевельнуться. Я оторвал взгляд и посмотрел на Стентона. Пытался позвать его. Но не мог заставить губы шевельнуться! Борясь с этим параличом, я испытал сильнейшее потрясение. Подобно удару. И с ним, Гудвин, пришла полная неспособность двигаться. Я не мог даже отвести глаз!

Я видел, как Стентон прыгнул на лестницу и начал подниматься. При этом свет во внутреннем дворе стал ослепительно ярок. И сквозь него пробивался тонкий звон, который заставлял сердце биться в чистейшей радости и в то же время охватывал его ужасом.

И тут я впервые услышал возглас: «Ав-о-ло-а! Ав-о-ло-а!», который вы слышали на палубе. Звук производил странное впечатление – будто он лишь частично находился в нашем пространстве, будто это часть фразы, пришедшей из другого измерения и утраченной при переходе. Звук, бесконечно ласковый, бесконечно жестокий!

На лице Стентона появилось выражение, испугавшее меня, – но я каким-то образом знал, что оно появится: смешанное выражение радости и страха. Эти два чувства, как и на лице Торы, проявлялись одновременно, но значительно усилились. Стентон поднялся по лестнице и вышел из поля моего зрения. Снова я услышал возглас «Ав-о-ло-а!» Теперь в нем звучало торжество, и то же торжество прозвучало в буре звенящих звуков.

Краткое молчание. Затем еще один взрыв звуков, и сквозь него со двора донесся голос Стентона – крик, вопль, полный невыносимого экстаза и невообразимого ужаса! И снова тишина. Я пытался разорвать удерживавшие меня невидимые путы. И не мог. Даже веки мои не шевелились. А глаза, сухие, неподвижные, горели.

Затем, Гудвин… я впервые увидел… необъяснимое! Хрустальная музыка взметнулась. Со своего места я видел вход во внутренний двор и его базальтовые порталы, грубые и разбитые, поднимающиеся на сорок футов, изломанные, разрушенные порталы, недоступные для подъема. Из входа потек все усиливающийся свет. Он рос, разбухал, и в него, прямо у меня на виду, вошел Стентон.