Лунная опера - [30]

Тунань разбогател. Первым делом он перевел свою наличность в акции, что считалось признаком горожанина. Точно так же, как крестьянином может называться лишь тот, у кого есть хотя бы одна свинья и десяток кур, горожанином считается лишь тот, у кого в руках сосредоточены акции, «несущие яйца». Тунань успокоился. Он вспомнил своего отца. У этого бедного упрямого старика в отношении бытия существовал какой-то невообразимый «идеал». Этот «идеал» уже впитался в их род, проник в их кровь. И теперь он всецело обуславливал жизнь потомков, все действия которых должны были определяться исключительно «устоявшимся курсом». Тунань стал первым в их роду отщепенцем. Отщепенцам свойственно в душе испытывать раздирающую боль отслоения – она пробирает до мозга костей, несмотря на то что затронуты лишь поверхностные слои. Чувства при этом обостряются до предела. Однако отделение Тунаня от семьи тоже можно считать предопределением, его судьбу формировала новая эпоха. Период зачатия и вынашивания неизбежно заканчивается родами, и как бы сильно ни пострадала при этом мать, плод ее щадить не будет. В нашем случае этим образным материнским чревом был именно отец Тунаня. Являясь старшим сыном, Тунань понимал, какие муки доставляет отцу, но ничего не мог с этим поделать. В противном случае это обернулось бы для него гибелью в чреве. Да и не волен человек сам себе выбрать дату смерти. Ничего уж тут не поделаешь. Единственное, что мог сделать Тунань, – это компенсировать причиненные им страдания деньгами. Именно так обычно и поступают дети в отношениях со своими родителями. Однако Тунань боялся показаться чересчур бестактным. Когда у него появились финансы, он послал отцу всего одну тысячу юаней, это был пробный шаг, успех которого, в случае принятия денег, предопределил бы общую благоприятную ситуацию. Однако спустя десять дней перевод на обозначенную сумму вернулся обратно с пометкой о том, что адресат не объявился. Это стало настоящим ударом для Тунаня. Ведь ему намекнули, что он отброшен, что для семьи его вообще больше не существует. Эту тысячу юаней Тунань спустил в ресторане, напившись до беспамятства. А когда он очнулся, его пьяный взор вдруг мысленно сосредоточился на младшем брате. Он разработал план, с помощью которого надеялся воскреснуть в новом облике. С этого момента судьба младшего брата Тубэя оказалась в его руках.

Сам же Тунань, словно военачальник, стоял, покуривая, перед картой и изучал ее. Сейчас ему было уже достаточно просто вот так стоять, делать кое-какие звонки, просматривать факсы, подписывать контракты, а потом дожидаться нового притока финансов.

Когда Тубэй проснулся, у него немного кружилась голова. На его лице отражалось какое-то неудовлетворение – обычное дело после поллюций. Он налил два стакана молока, в которое добавил немного соли, и понес один стакан Тунаню. Братья уже давно пришли к компромиссу. Они восстановили дружбу после перепоя Тунаня. В тот вечер, когда они помирились, Тунань принес домой бутылку импортного вина. Сев напротив Тубэя, он вытащил пачку сигарет, извлек из нее одну и положил прямо перед младшим братом, так что нацеленный на него фильтр сигареты повис на самом краешке стола.

Сам Тунань тоже взял в рот сигарету, щелкнул зажигалкой и сперва поднес огонь Тубэю. Тот уставился на старшего брата, это было чем-то невероятным, он прямо даже испугался и опешил.

– Закуривай, – распорядился Тунань.

Тубэй взял сигарету и неловко вытянул вперед голову. Впервые расстояние между братьями сократилось донельзя, их разделяла лишь сигарета, ее длина определяла самую оптимальную дистанцию между мужчинами.

– Выпьем, – сказал Тунань.

Сидя на диване, братья курили, выпивали и то и дело косились на фотографию отца.

– Мы братья и оба носим фамилию Инь, – вдруг после некоторого молчания сказал Тунань, слова его прозвучали как-то не в тему. – Ты прекрасно разбираешься в наших семейных делах, за столько лет у нас все было стабильно, ни в чем не нарушался порядок, это не так-то просто. В этой однообразной игре не хватало козырной карты. Так что считай, брат, что я поймал тебя на крючок, козырем станешь ты. У племянницы твоей фамилия ее матери, так что здесь надеяться не на что. Я при деньгах. Можешь творить все, что душа пожелает, только закон не нарушай, и еще, с хозяйством в штанах поосторожнее. Если говорить о бабах, то да, с ними классно! Но ведь тебе только девятнадцать, в этом возрасте ты сексом можешь навредить своему здоровью. Тебе-то кажется, что корень у тебя о-го-го, но женщины его обломают, вот такие дела. Да, у меня есть деньги, но ты не должен равняться на меня, твой старший брат – пропащий человек. Так что учись как следует, а спустя четыре года возвратишься в Дуаньцяочжэнь и продолжишь вместо меня дело предков. О деньгах не беспокойся, пока есть я, будут и деньги. Как говорится, государство держится на министрах, а семья – на старшем брате. Ты, главное, вместо меня уважь предков, а я как старший брат уж не посмею тебя обидеть. Ты меня понял?

– Понял.

– Хочешь пить – пей, хочешь курить – кури, хочешь деньги тратить – пожалуйста. Только знай чувство меры. Ведь в будущем ты должен вместо меня служить эталоном и выглядеть соответственно, не стремись подражать мне. Главное – хорошо учись, а о моих делах не беспокойся. Это я должен беспокоиться о тебе. Ведь я тебя на двадцать пять лет старше. Ты не сердись на меня за те две пощечины, что я тебе залепил. Просто запомни, а уж как закончишь учебу, я тебе этот долг возвращу.