Лунатик - [16]

— Неприятель! — сказал тихо Бегидовец, — верно с фуражировки! Вишь навьючились, словно наш брат Казак. Собаки! добро бы в своей земле!

— Аха, менюга санса! слушай, брат! — сказал калмык, — на ваша много добра, нам дугэ, — у меня, нет ничего! Стой здесь, я пайдот на эта ноха, собака, возьмут у них корова два.

— Что? корова два! — передразнил Бегидовец калмыка.

— Укюр хаир, корова два, брат, возьмут у пранцуз.

— Ах ты копченой! поди умойся сперва! туда же!..

— Моволлвэ, аха! нечестно брат! Калмык все делай, что прикажешь.

— Да тебя уколотят как собаку; смотри, их человек десятка три.

— Не знай брат считай я! — отвечал калмык сердито.

— Ну, ступай, делай что хочешь, посмотрим на твою удаль.

— Хэтыр халэ, смотри хорошо братцы, как я будут палил на пистоль, и ваша палил, гикай, кричи.

— Изволь, изволь, Чюрюм, — отвечали Бегидовец и Вася.

— Хаэрхын бурхун! дай Бог счастья! вскричал калмык, и пустился в поле. Конь его стлался по земле. Пыль взвилась золотой струей; казалось, что Чюрюм поднял всю дорогу на воздух.

Внезапно, как Божья немилость, наскочил он на отряд, гикнул, промчался около него как молния, сбил крайнего кавалериста тупым концом копья с седла, поворотил, ударил по лицу нагайкой другого, выпалил в третьего.

— Хи, ха, хо! — раздалось под лесом и вслед за этим несколько выстрелов.

Неожиданное нападение навело панический страх на фуражиров; бросив заводную свою добычу, они пустились во весь опор. Оставленные коровы и телята, с испугу, кинулись вслед за ними. Не оглядываясь мчались французы, преследуемые стадом, и исчезли в глубине ночного отдаления.

Между тем калмык, возвратясь на поле победы, собирал уже трофеи, обшарил в карманах трех убитых им французов, поймал навьюченного коня и двух телят, и возвратился к своим товарищам.

— Ну, калмык! сказал правду, проворен малой! по-Бегидовски!

— По Сысоевски, брат, — отвечал калмык. Все равно, наш Давид Григорьич, как щука в море, не дремли карась; а по Сысовски: нагайкой просеку прокладывай, а конем неприятеля в землю втаптывай.

Шажком отправлялись казаки к отряду. Скоро выбрались они на дорогу лесом, приближались уже к тому месту, где расположен был отряд их.

Вдруг слышат топот коней. Свернули в сторону. Смотрят: вслед за офицером, несется весь отряд их во весь опор.

— Стой, брат, стой! — закричали они казаку, который немного приотстал.

— Куда вы, а мы всего навезли!

— Сами не ведаем, — отвечал казак, — мы было вздремнули, вдруг офицер вскочил, крикнул: коня! и мы на коней, да и помчались Бог весть куда.

— Эх, горе!» вскричал Бегидовец.

— Дз! эх, недобре! — вскричал Чюрюм.

— Эх! — повторил казак Вася, и все трое, вздыхая, торопливо развьючили коней, бросили добычу. Калмык отхватил саблей у заводного теленка мягкую часть задней ноги, заложил под подушку седла…. Сели, поскакали вслед за отрядом.

Выбравшись в чистое поле, офицер вдруг остановился.

— Видите-ли? — вскричал он.

— Видим, Ваше Благородие, пожар в селе; — отвечал урядник, не отставший с своими казаками от него.

— Это горит Россия! — продолжал офицер диким голосом; — искры пожара падают мне на сердце…. Враги хотят пробраться в душу…. Тень стелется по Русской земле…. Страшный человек заслонил наше солнце…. Но, сбросим его в глубину морскую, в глубину, чтоб он не обратился в скалу подводную….

— Смотрите, друзья, на это два глаза: они смотрят на все земное пространство; но и они закроются навсегда, и их пламенный взор потухнет как падучая звезда!.. Видите-ли?…

Весь отряд безмолвно устремил глаза на пожар села.

— И в правду, братцы, смотри-ко, село горит с двух сторон, словно два ока! сказал один из казаков.

— Видите ли, — продолжал офицер — эту глубокую думу? Это дума одного человека, одного только; он хочет слить мысли всех людей в одну мысль, хочет населить восток, юг, запад и север своей одной душою!.. Но эта страшная дума в нем родилась, в нем взлелеяна, в нем и погибнет, не воплощенная! Видите ли?

Весь отряд всматривался в отдаленный пожар села.

— И то, братцы, смотри какой дым, так и клубит, так и стелется по полю!

— Мы стрелы Русского грома — продолжал офицер. — Поразим врагов наших! Слышите-ли?

— Слушаем, Ваше Благородие! — прокричал отряд.

Офицер понесся как миг, по полю, прямо к горящему селу. Весь отряд мчался за ним, как метелица. Пронеслись чрез пылающее село. За селом, на возвышении, неприятельский знакомый Бегидовцу, Васе и Чюрюму, полк пехоты; долго стоял он в каре, в ожидании нападения, наконец успокоился и расположился на биваках.

— Смотри, Вася, — вскричал Бегидовец, — то наши пуганые вороны! Гикнем, братцы, ура!

— Ура! — повторил весь отряд, и обсыпав неприятельский полк, потушил собою несколько выстрелов; крошит, сечет саблями, нижет на пики.

— Pardon! — кричат неприятельские солдаты, бросив ружья.

— Пардон так пардон, стой братцы! безоружных не бьют! — вскричал урядник. — Спросим у Его Благородия, что с ними делать?

— Да где же Его Благородие? Уж не убит ли, братцы?

Ищут офицера. Находят распростёртого на земле, между грудой тел неприятельских.

— Убит, братцы! Вот он!.. Ой нет! оглушило только… дышет…

Офицер открыл глаза.

— Утро! — вскричал он; — пора! мы проспали!..