Луна костяной волшебницы - [126]

– Я не могу здесь оставаться.

– Но твоя нога должна зажить.

Если бы только я обладала благодатью саламандры, как Сабина.

– Я. Не. Могу. Остаться.

Он стискивает челюсти.

– Из-за Бастьена Колберта? – Каз подавляет усмешку. – Он же вор.

– Мне все равно.

Казимир хмурится, услышав стальные нотки в моем голосе. Он открывает рот, чтобы что-то сказать, но затем качает головой и переводит взгляд на свои руки.

– Ты знаешь, что мой отец умирает? – бормочет он, крутя на пальце перстень с драгоценными камнями. – Он покинет этот мир через месяц. Максимум два. – Каз поднимает глаза, до краев наполненные печалью. – Я его единственный наследник. Но не уверен, что готов стать королем.

Я ерзаю на матрасе от неуютного чувства жалости.

– Ты дашь мне шанс, Аилесса? – спрашивает он. – Как дала его парню, похитившему тебя.

Мой желудок сжимается.

– Оставь Бастьена в покое.

Казимир хочет заполучить меня лишь потому, что не может забыть песнь сирены, которую услышал месяц назад. Но все очарование должно было рассеяться после того, как кости благодати выкопали из-под Кастельпонта. Но он до сих пор… мой amouré. Видимо, боги хотят, чтобы я дала ему шанс.

«Боги не влияют на наши решения, – всплывают в голове слова Бастьена. – И мы не должны играть по их правилам».

Но меня уже втянули в их игру. И я проиграла первую битву с Тирусом. Я бы вошла в его Врата, если бы мама не ударила Бастьена в спину ножом.

К горлу подступает ком горечи. И я изо всех сил стараюсь проглотить его. Образ Бастьена, лежащего на мосту и истекающего кровью, все еще стоит перед глазами. Смогли ли Жюли и Марсель залатать его рану? Я возношу молитву богам, чтобы они сохранили ему жизнь, но тут же обрываю себя. Мне не следует просить за Бастьена. Не стоит искушать Тируса и Элару покарать его, как человека, которого любила мама. Он оказался в Подземном мире. И мне не хочется, чтобы боги сковали душу Бастьена цепями.

– Ты останешься?

Казимир нежно берет мою руку. Меня терзает чувство вины, поэтому я не пытаюсь ее забрать. Он не понимает, что я никогда не смогу подарить ему наследника. Я отказываюсь даже пытаться это сделать. Я не позволю себе привязаться к Казу. Ему суждено умереть через одиннадцать месяцев, но я убью его раньше, задолго до того, как связь наших душ убьет меня.

Я обрываю свои безжалостные мысли. Если я убью Казимира, это будет равносильно убийству отца Бастьена. Да и как это сделать, когда мы с Бастьеном не теряли надежды разорвать связь наших душ – связь, которая объединяет нас с Казом?

Я стискиваю челюсти, обещая себе не сдаваться, пока не отыщу такую возможность. А как только нога заживет, я покину это место.

Ты не потеряешь меня, Бастьен. Я не потеряю тебя.

Я делаю глубокий вдох, наполняя легкие до отказа. Нужно верить, что он жив. И я отыщу возможность, чтобы мы вновь были вместе… И не под землей, а там, где мы сможем гулять под светом луны и звезд. Там, где нас не станут преследовать мертвецы. Где над нами больше не будет висеть проклятие.

Казимир проводит большим пальцем по тыльной стороне ладони, ожидая ответа.

Я встречаюсь с ним взглядом и шепчу:

– Да.

55. Бастьен

С губ срывается шипение, и я утыкаюсь в подушку, когда Бердина вновь вонзает иглу мне в спину.

– Сколько швов еще нужно наложить?

– Еще два, – отвечает она с невероятным спокойствием. – Или три, если ты будешь ерзать. Я, знаешь ли, не швея. И у меня не самая твердая рука.

Жюли, пыхтя, расхаживает рядом с кроватью. Мы находимся в комнате, которую Бердин снимает над таверной в районе борделей. В катакомбах больше не безопасно.

– Тебе следовало позволить мне тебя зашить, Бастьен.

Я стискиваю зубы, чувствуя, как Бердина затягивает узел на кетгуте[9].

– Мне просто не хотелось вновь страдать от лихорадки. – Мой голос охрип от слабости. – Или еще один шрам, как на бедре.

– Тебе не нравятся сморщенные рыбьи губы? – ухмыляется Жюли.

– Шутница.

Рассветные лучи бьют мне в глаза сквозь маленькое окошко. Я щурюсь, но стараюсь не ерзать на бугристом матрасе. Мне хочется вернуться в темноту. Я бы всадил нож в сердце Одивы, прежде чем она вступила на мост душ. И убил бы ублюдка, который забрал Аилессу.

Поначалу я не узнал его из-за формы. Но теперь у меня не осталось сомнений, кто это. Казимир Транкавель. Я подавляю горький смешок. Amouré Аилессы оказался проклятым наследником трона.

В дверь трижды стучат. Затем еще раз. И еще дважды. Код Марселя.

Бердин дергается, невольно натягивая кетгут.

– Осторожней, – стону я.

Она резко втягивает воздух.

– Прости, Бастьен.

Закатив глаза, Жюли шагает к двери и отпирает ее. Марсель с важным видом заходит внутрь с сумкой, перекинутой через плечо. Он кланяется Бердине, и ее румянец становится еще ярче.

– Кто-нибудь голоден? – весело спрашивает он.

Жюли качает головой.

– У тебя когда-нибудь бывает плохое настроение?

Он поджимает губы и задумывается над ответом.

– Забудь, – вздыхает Жюли.

Марсель ставит сумку на маленький столик и начинает доставать еду – две буханки ржаного хлеба, кусок твердого сыра и четыре груши.

– Нет, я не украл это, если кому интересно. Бердин отдала мне свои, трудом заработанные деньги, чтобы я купил нам еды.