Лунь юй - [12]
Во время еды он не вступал в беседу, во время сна не говорил.
Хотя бы пища его состояла из простой каши или овощного супа, он непременно отделял немного для жертвоприношений и делал это с большим благоговением.
Если циновка была постлана неправильно, он не садился.
Когда жители [его] общины[108] собирались на церемонию распития вина, он вставал лишь после того, как выйдут старики.
Когда жители [его] общины изгоняли злых духов[109], то он в парадной одежде стоял на восточной части крыльца.
Если он посылал кого-либо в другое царство с поручением, то дважды кланялся посланнику[110] и лишь потом отпускал его.
Когда Канцзы[111] преподнес лекарство, [Учитель] с поклоном принял его, сказав: «Я еще не разобрался, что это за лекарство, поэтому не смею опробовать».
Сгорела конюшня.
[Учитель], только что вернувшийся из дворца, спросил:
— Люди не пострадали?
И не спросил о лошадях.
Когда правитель жаловал его кушаньем, то он всегда сначала pacnpaвлял циновку и тотчас отведывал его. Когда правитель жаловал сырым мясом, то всегда отваривал его и прежде подносил предкам. Когда правитель жаловал живой скот, то всегда откармливал его. На трапезе у правителя, дождавшись, когда тот принесет жертву предкам, первым начинал есть.[112]
[Кун-цзы] заболел, и правитель пришел проведать его. [Кун-цзы] отвернул голову от востока[113], накрылся парадной одеждой и поверх перекинул пояс.
Когда правитель повелевал прибыть [во дворец], Кун-цзы, не дожидаясь, пока заложат повозку, отправлялся пешком.
Войдя в Великий храм, он расспрашивал о каждой мелочи.
Когда умер друг и некому было похоронить его, он сказал:
— Я похороню.
Принимая подарки друзей, будь то повозка или лошади, но не жертвенное мясо, сам не кланялся.
Когда он спал, то не лежал, как мертвый; когда был дома, то не сидел, как при гостях.
Когда [Кун-цзы] встречал человека в траурном одеянии, хотя бы и давнего знакомца, он всегда принимал [скорбный] вид. Когда встречал кого-либо в церемониальной шапке или слепого, как бы часто ни видел их, всякий раз был почтителен. Когда сидя в повозке, встречал одетого в траур, то отвешивал поклон, опершись на поручни. Когда встречал людей, несущих государственные подворные списки населения, был так же почтителен к ним. Когда видел щедро накрытый стол, всегда вставал с выражением почтения на лице. Во время грозы и бури он всегда менялся в лице.
[Кун-цзы] поднимался на повозку, держа прямо спину и ухватившись за веревочные поручни. Сидя в повозке, назад не смотрел, быстро не говорил и распоряжений не давал.
Поднимаясь как-то в повозке по горной дороге, увидел фазанов. [Кун-цзы] изменился в лице. Фазаны взлетели, сделали круг и сели вместе.
[Кун-цзы] сказал:
— Эти фазаны знают свое время, знают свое время!
Цзы Лу хлопнул в ладоши, они поднялись и улетели.[114]
Глава XI
«Сянь Цзинь»
Учитель сказал:
— В отношении ритуала и музыки наши предки были неискушенными людьми, потомки же являются благородными мужами. Если я буду применять их, я последую за предками.[115]
Учитель сказал:
— Из сопровождавших меня в Чэнь и Цай никто уже не входит в [мои] ворота. Среди учеников самыми способными в осуществлении добродетели были Янь Юань, Минь Цзыцянь, Жань Боню, Чжун Гун; в умении вести диалог — Цзай Во, Цзы Гун; в государственных делах — Жань Ю, Цзи Лу; в вопросах вэнь-культуры — Цзы Ю и Цзы Ся».
Среди учеников Кун-цзы самыми выдающимися в делах практической морали были Янь Юань, Минь Цзы-пянь, Жань Бо-ню, Чжун-гун[116]; в умении говорить — Цзай Во, Цзы-гун; в делах политики — Жань Ю, Цзы-лу; в литературе — Цзы-ю, Цзы-ся.
Учитель сказал:
— Минь Цзыцянь воистину почитает родителей! Другие люди отзываются о нем так же, как его родители и братья.
Нань Жун постоянно повторял слова о белой яшме.[117]
Учитель отдал ему в жены дочь старшего брата.
Цзи Канцзы спросил:
— Кто из ваших учеников больше всех любил учиться?
Учитель ответил:
— Янь Хуэй больше всех любил учиться. К несчастью, жизнь его была коротка, он скончался. Ныне таких уж нет.
Когда Янь Юань умер, [его отец] Янь Лу просил у Учителя повозку, чтобы, продав ее, приобрести саркофаг [для гроба].
Учитель сказал:
— Каждый заботится о своем сыне, талантлив он или нет. Когда мой сын умер, его похоронили в гробу без саркофага. Я не могу из-за саркофага ходить пешком, ибо я — дафу[118] и мне не подобает ходить пешком.
Янь Юань умер.
Учитель воскликнул:
— О! Небо хочет моей погибели! Небо хочет моей погибели!
Когда Янь Юань умер, Учитель безутешно оплакивал [его].
Сопровождавшие его сказали:
— Учитель горюет безутешно!
Он сказал:
— Безутешно? Горе мое безутешно об этом человеке, и больше ни о ком!
Когда Янь Юань умер, ученики хотели устроить пышные похороны.
Учитель сказал:
— Нельзя.
Но ученики [все же] пышно похоронили его.
Учитель сказал:
— Хуэй! Ты относился ко мне как к отцу, а я не смог отнестись к тебе как к сыну. Это не я, а ученики так [поступили]!
Цзы-лу спросил о том, как служить духам.
Учитель ответил:
— Не научившись служить людям, можно ли служить духам?
[Цзы-лу добавил:]
— Я осмелюсь узнать, что такое смерть.
