Лукреция с Воробьевых гор - [101]

В первый раз не застав меня дома, Володя так перепугался, что принялся названивать в милицию и ближайшую поликлинику. Мысли на него накатили самые страшные: я могла выйти из дому в невменяемом состоянии и замерзнуть где-нибудь на скамейке в пустом сквере. Хорошего же мнения был обо мне мой заботливый зять!

В милиции ему сообщили, что трупов в эту ночь не обнаружено. И тут заскрежетал ключ в замке и появилась я — невредимая, совершенно трезвая, но главное — какая-то деловитая и ожившая. Превращение произошло слишком уж быстро, но Володька недолго пребывал в растерянности.

В отличие от Люси, он полагал, что все к лучшему. Происшествие, конечно, странное, и мое желание взять больную собаку не очень ему нравилось, но могло быть и хуже.

— Так! Значит, одну заднюю лапу ей ампутировали. А если и вторая не заживет? — приставала ко мне Люська.

— Ну тогда. Тогда… — Я растерянно разводила руками.

— Не каркай! — сердито обрывал жену Володя. — Обойдется. Она будет весело скакать на трех лапах, как обещал Айболит.

Жизнерадостный ветеринар как будто стал членом нашей семьи. Вновь и вновь я рассказывала Люське и зятю о нем, о его блистательных диагнозах — если выживет, то будет жить. Мои рассказы обрастали все новыми подробностями и выдумками. Ко мне возвращалось воображение и чувство юмора. Володька-зять считал, что это верный признак полного выздоровления.

У Люси было другое мнение. И мама, как обычно, с ней соглашалась. Их беспокоили мои странности. Не только собака. Однажды Люся застала у меня Иду Генриховну. У сестрицы даже лицо вытянулось, как будто она увидела перед собой живую мумию Шамаханской царицы.

У нас с Идой перед ее приходом была оживленнейшая беседа о прошлом. Моя сестра всегда жила только настоящим и грезила будущим. Поэтому с ее приходом разговор увял. Для приличия обсудили погоду, и через несколько минут Генриховна поспешила уйти.

— Кто это? — изумленно спросила Люся.

Изумление было несколько наигранным. Это меня немного рассердило.

— Всего лишь моя новая подруга. Ида Генриховна, замечательная женщина.

— Экзотическая старушка, — пробормотала сестра.

Услышав в моих словах вызов, она ретировалась и не вступила в дискуссию. Меня это тоже задевало: как не совсем здорового человека они меня явно щадили и опекали. И делали это так неуклюже, что я поминутно ощущала себя ненормальной, с которой ближние обращаются соответственно.

Тут появился Володя. Он по дороге заглянул в магазин. Все еще по привычке заботился о моем пропитании. Володя уже встречался с Генриховной и подолгу с ней беседовал, находя старушку интересной, забавной, но, во всяком случае, не умалишенной.

— Это характер. Даже в семьдесят чувствуется, какой была эта женщина, — с одобрением заметил он. — Кокетлива, экстравагантна, непредсказуема.

— Но при этом доброе сердце, редчайшая преданность и надежность, — добавила я.

Ида лет сорок проработала в цирке. Сначала в разных номерах: ассистировала дрессировщикам, фокусникам и жонглерам. Когда постарела, перешла в администраторы. Но и выйдя на пенсию, без дела не сидела. Кроме кружка в Доме культуры, у нее вечно какая-то общественная работа.

— Подумать только! Лет десять назад родственники умоляли ее уехать в Германию. Там она получала бы хорошую пенсию, жила бы спокойно и обеспеченно рядом с близкими. Но она отказалась наотрез, потому что не смогла бросить свою собаку и кошку!

Историю жизни Иды я уже рассказывала, и не раз — Родиону, Лене, Володьке, теперь сестре, и сама не переставала удивляться поступкам этой своеобразной женщины.

— Ты как будто восхищаешься тем, что твоя Ида из-за собаки изуродовала свою старость, — заметила здравомыслящая сестрица. — А для меня это неоспоримое доказательство, что она чокнутая.

И Люся, положив себе на тарелку целую гору салата, уселась на любимого конька. Она часто сетовала на низкий культурный уровень и нецивилизованность нашего совкового бытия, который проявлялся и в отсутствии профилактики душевных заболеваний. У нас каждый второй с поврежденной душой.

— В том числе и политики, общественные деятели, люди, которые управляют сотнями, тысячами чужих жизней, — возмущалась Люся.

— Среди политиков особенно много психопатов и поврежденных, — заметил Володя, наливая нам чай.

— В цивилизованных странах у каждого свой домашний врач и личный психолог, снимающий чрезмерные напряжения и стрессы, — с удовольствием рассказывала нам Люся. Она обожала описывать цивилизованный рай во всех проявлениях, от экономики до быта, и с отвращением сравнивать его с нашей совковой помойкой.

— Почему же и там полно психов, на твоем процветающем Западе? — с невинным видом поинтересовался Володя. — Что ни день — то сообщение о страшных убийствах, вредных чудачествах. И целая армия психологов бессильна…

Сестрица несколько замешкалась с ответом. Я воспользовалась паузой, чтобы подать голос. Раньше сестра меня безнаказанно шпыняла, и я не смела возражать. Но теперь мы с Володькой составляли мощную оппозицию и, случалось, одерживали победу над деспотом.

— Тебе, как и многим обывателям, Ида кажется ненормальной. Не спорь, это так. Но объясни, по каким критериям вы делите людей на нормальных и ненормальных?