Луковица памяти - [2]

Неточные воспоминания иногда приближают к правде, пусть даже окольными путями и всего лишь на длину спички.

Чаще всего мои воспоминания отталкиваются от каких-то определенных вещей, от которых, скажем, на коленях ноют давние ссадины или во рту возникает тошнотворный привкус гари: кафельная печка… Стойки для выбивания ковров на заднем дворе… Туалет на промежуточной площадке между лестничными маршами и двумя этажами… Чемодан, найденный на чердаке… Кусок янтаря величиной с голубиное яйцо…

Кто помнит, каким был на ощупь материнский гребень, как отец в жару завязывал четырьмя узелками носовой платок, чтобы прикрыть голову, или что можно было выменять на осколок от бомбы и снаряда, тому приходят на ум — пусть даже в качестве забавных отговорок — истории более правдивые, чем сама жизнь.

Картинки, которые я, будучи ребенком, а затем подростком, не без усердия коллекционировал, рассылались в обмен на купоны из сигаретных пачек; закончив работу за прилавком, мама доставала вечером из пачки свою «сигаретку», чтобы выкурить ее с рюмкой «Куантро», считая подобный грешок вполне простительным.

Мне нравилось собирать эти цветные репродукции, знакомившие с историей европейской живописи. Довольно рано я узнал имена Джорджоне, Мантеньи, Боттичелли, Гирландайо и Караваджо, хотя произносил их порой неверно. Голая спина женщины, лежащей перед зеркалом, которое держит крылатый мальчуган, с самого детства связана для меня с именем Веласкеса. Из «Поющих ангелов» Яна ван Эйка мне больше всего запомнился профиль последнего ангела — хотелось иметь такие же кудрявые локоны, как у него или у Альбрехта Дюрера. Его автопортрет, висевший в мадридском Прадо, вызывал вопросы: почему Дюрер изобразил себя в перчатках? Почему на нем такой странный колпак и почему правый рукав-«фонарик» отделан внизу темной продольной полосой? Отчего художник столь уверен в себе? Зачем под нарисованным подоконником указан возраст — двадцать шесть лет?

Сегодня я знаю, что эти замечательные репродукции в обмен на купоны высылало агентство табачной фирмы, обосновавшейся в Гамбургском районе Баренфельд; у этого же агентства можно было заказать и специальные квадратные альбомы для них. Благодаря моему нынешнему любекскому галеристу, который содержит антикварный и букинистический магазин на Кёнигсштрассе, я вновь стал обладателем всех трех альбомов, а потому мне доподлинно известно, что тираж альбома, посвященного искусству Ренессанса, достиг к тридцать восьмому году четырехсот пятидесяти тысяч экземпляров.

Листая страницу за страницей, я вижу, как сижу в комнате за столом и вклеиваю репродукции в альбом. На сей раз это картины художников позднего Средневековья, среди них — «Искушение святого Антония» Иеронима Босха: Антоний окружен человекообразным зверьем. Едва из фирменного желтого тюбика «Уху» выдавливается капелька клея, начинается священнодействие.

Должно быть, в ту пору многим коллекционерам, страстным любителям искусства, пришлось сделаться заядлыми курильщиками. Мне же купоны перепадали от тех курильщиков, которым они не были нужны. Репродукций накапливалось все больше, я их собирал, выменивал, наклеивал в альбом, мое сокровище разрасталось; поначалу я обращался с ним по-детски беспечно, но со временем — все бережнее. Мне, двенадцатилетнему мальчику, мерещилось, как я, вроде ангела на картине Пармиджанино, льну к правому колену высокой и тонкой Мадонны, чья головка-бутон возвышается над колоннадой на заднем плане, устремленной к небесам.

Я жил внутри этих картин. А поскольку я упорно стремился собрать полный комплект репродукций, мама снабжала меня не только купонами из небольшого количества выкуриваемых ею сигарет — она предпочитала марку «Ориент» с золотым ободком, — но и добавляла к ним купоны тех покупателей, которые хотели оказать ей любезность и которых совершенно не интересовало искусство. Иногда вожделенные купоны привозил отец из поездок за товарами для своей лавки колониальных товаров. Подмастерья моего деда, владевшего столярной мастерской, также прилежно курили на благо моей коллекции. Альбомы с пробелами между столбцов пояснительного текста, куда надлежало вклеивать иллюстрации, мне дарили, видимо, на Рождество или дни рождения.

Наконец, я стал обладателем всех трех альбомов, которые берег как величайшую драгоценность. Синий альбом представлял живопись готики и раннего Ренессанса, красный был посвящен Высокому Возрождению, а желто-золотой — искусству барокко; последний оставался, к сожалению, неполным. Пробелы существовали там, где отводилось место Рубенсу и ван Эйку. Новые поступления репродукций прекратились. С началом войны иссяк приток купонов. Гражданские лица превратились в солдат, куривших свои «Р-6» или «Юно» вдалеке от родного дома. Извозчик «Акционерной пивоварни», регулярно снабжавший меня купонами, погиб в боях за крепость Молдин. К тому же появились другие серии: картинки с животными, цветами, изображениями великих событий немецкой истории, загримированными лицами популярных киноактеров.

С началом войны каждой семье стали выдавать продуктовые карточки, затем были наложены ограничения на потребление табачной продукции. Но, благодаря сигаретной фирме «Реемтсма», солидная основа моей познавательной художественно-исторической коллекции была заложена еще в довоенные годы, поэтому введение карточной системы не слишком больно ударило по моему собранию. Кое-какие пробелы удалось восполнить. Например, одну из двух рафаэлевских Мадонн из Дрезденской картинной галереи я обменял на амура кисти Караваджо; впрочем, эта сделка оправдала себя лишь позднее.