Луддиты - [4]

Ухватив Эдварда за проволоку на шее, она подтянула его ближе. Ловко отрубила кусок этой проволоки – положила ее, будто на наковальню, на алюминиевую статуэтку какого-то лысого и бородатого мужика и стукнула сверху рукояткой здоровенного револьвера неимоверного калибра. Лысина алюминиевого страдальца была уже сильно покорежена от постоянного употребления. Отхватила с изрядным запасом. Эдвард разинул было рот, собираясь протестовать, но, подумав, закрыл.

В харчевне пахнуло застывшим жиром. Сейчас, от голода, даже этот запах казался приятным. Обнаружилось, что на грифельной доске мелом написаны названия блюд. Теперь, с наступлением Возрождения невиданные блюда появлялись каждый день и везде, иногда странные на слух. «Пирог с орехами и хлопковым маслом». «Мясные орехи». «Пена мясная с арбузным уксусом». Возглавляло меню, и самым дорогим здесь было картофельно-авокадное пюре.

К самогону луддиты взяли для начала вареную рыбу с почти неприличным названием простипома. Их антагонисты, как было заметно, уже пропили чугунный котелок, спасший сегодня варварскую голову. Тот стоял на стойке, по-прежнему такой же грязный, с остатками помойной земли в нем. В этом заведении подобное явно никого не беспокоило, здесь к этому привыкли.

 Где-то в своей клетке неуверенно пробовала голос канарейка. Все здесь было стилизовано в старом простонародном стиле. Настоящий граммофон. Лавки, бочки, деревянные ведра по углам и даже в камине. Словно бы случайный бытовой хлам. Лучшие из трофеев, пропитые прежними луддитами, теперь служили здесь украшениями. Сразу несколько самоваров стояли в разных местах. Самой разной ценности: от заводских алюминиевых до самых древних, даже медных. На стойке – старинные весы с чашами под колпаком из толстого стекла. Еще много всего, менее ценного – по углам. От этого харчевня выглядела, как нечто среднее между распивочной и антикварной лавкой. Обычной телестены здесь не было; оказалось, ее панель прибили к потолку. Видимо, чтобы не порвали пьяные. Этот телепотолок говорил то тише, то громче, иногда почти вскрикивал. Специально для тех, кто отвлекся и перестал обращать на него внимание. Из открытой двери кухни доносился запах жареных грибов. Было видно, как повар вскрывает там большущую банку тушенки с надписью на старом запрещенном языке. Враждебные луддиты на своем конце стола теперь раздирали на части жареную тушку какого-то животного.

-- Наш, ладожский!.. Тюлень, он ведь вроде собаки, -- солидно рассуждал плосконосый варвар, облизывая жирные пальцы. – Не хуже почти.

-- Да уж, -- отозвался на это де Какаш. – Это настоящая закуска для благородных людей. Лучше какой-нибудь вонючей дешевой рыбы. Вместо такой рыбы лучше портянкой занюхать.

-- А помнишь, сэр, -- обращаясь к Эдварду, преувеличено громко заговорил Джакузя, -- как я ловил собак еще на том, на прежнем полигоне? Так их наелся, что потом уже смотреть на них не мог. Да и не пришлось больше смотреть – они меня за километры оббегали.

-- Я вчера большущий рубль нашел, юбилейный. Ай, ценная находка! – сказал варвар Какашу, демонстративно не глядя на враждебный конец стола.

-- Да, забыл тебе сказать, Эдик, -- продолжал Джакузя. – Вчера неплохо взял советских монет. Целую горсть медных и никелевых. Даже одна билоновая попалась, тридцать второго года.

—Еще от будильника механизм нашел. Медно-латунный. Здоровый такой! – добавил варвар.

-- Опять забыл, -- снова заговорил Джакузя. – Попалась мне целая пишущая машинка,  старинная. Большая, чугунная, с литерами из хорошего сплава.

-- А не кажется ли тебе, Теймураз, что мы достойны лучшей выпивки? – важно произнес де Какаш. – Как ты относишься к самогону с клюквенным сиропом? Кажется, это называется коктейль «Волчий глаз».

-- Какой я забывчивый сегодня! – сокрушенно воскликнул Джакузя. – А ведь хотел заказать коктейль с каким-нибудь ананасовым сиропом. И даже из этой самой... Как ее? Киви. Не знаю, как такой называется. А еще лучше, конечно, вообще, спирт. Эй, трактирщица! Спирта с кивовым сиропом нам! Только сильно не разбавляй.

-- Хорош прикалываться, приколисты, -- лениво отозвалась та. Осталась сидеть на месте, жуя орехи, которые раскалывала ручкой своего револьвера. Похоже, что ее речь сводилась до лексического минимума и, в основном, ограничивалась производными от слова «прикол».

-- Тогда хочу музыку! – Джакузя вывернул карман, набитый пивными пробками и прочей ценной мелочью. Высыпал на стол. Всю эту кучу обеими руками пододвинул к краю стола, почти сбросив на пол.

Девка-трактирщица лениво отложила свой чудовищный револьвер, взяла пульт со стойки. Кот, лежавший там же, рядом, выдавил из себя недовольный звук, шлепнулся на пол и торопливо убежал. В темном углу что-то упало, что-то зашевелилось, и на свет вышел старый музыкальный автомат, стилизованный под робота. В жестяном сомбреро, с нарисованной ухмыляющейся во всю свою ширь усатой рожей и голубым бантом на месте шеи. Яркий когда-то, но сильно поцарапанный и потертый. Явно откуда-то из высокоразвитого знойного Зарубежа, из которого прибыл уже не новым, пожилым. «Besame mucho»:объявил автомат и, будто зазвенев кастаньетами, топнул железной ногой. Шаркнул рукой по жестяной гитаре с когда-то нарисованными и давно стершимися струнами. Запел неожиданно почему-то женским глубоким голосом.