Лучший друг - [25]

— Да-с, — кивнул тот головою. — Это я тебе по дружбе. Упорный слух, — повторил он, — будто ты этой зимой в Петербурге въехал в неоплатные долги; будто тебя один гоголь-моголь в карты сильно обставил, да одна девица-фурор выпотрошила.

— Какой вздор! — сердито передернул плечами Опалихин.

— И я то же самое говорил, — усмехнулся Кондарев, — да мне плохо верили, зная нашу дружбу.

— Какая гадость, — снова повторил Опалихин.

— Еще бы! — воскликнул Кондарев. — А главное, — продолжал он оживленно, — все твои кредиторы ужасно всполошились, и я боюсь, что теперь на тебя посыплются иски.

Он замолчал, встал с кресла и заходил из угла в угол по кабинету. Опалихин задумчиво глядел в раскрытое окно. В комнате стало тихо. Из сада веяло жаром. Деревья стояли пыльные и унылые. Станица воробьев с шумом носилась по дороге, перелитая с места на место.

— Да, это не совсем приятно, — наконец вздохнул Опалихин.

Кондарев все так же ходил из угла в угол по кабинету.

— А на какую сумму твои долги? — спросил он Опалихина.

— Тысяч на пятнадцать, — отвечал тот.

— Это без моих десяти тысяч?

— Без твоих.

— Так, — вздохнул Кондарев. — Стало быть, — добавил он, — если все твои кредиторы всполошатся, удовлетворить их тебе будет затруднительно.

— Ну да, — отвечал Опалихин. — Мне придется тогда приостановить все работы по мельнице и заводу и продать весь скот. А ты знаешь, как я им дорожу.

— Так, — снова вздохнул Кондарев. — А какую сумму выдало тебе земство на обсеменение? — приблизился он к Опалихину.

— Тот отвечал:

— Тридцать тысяч.

Они снова замолчали, занятые каждый своей думой. Над садом загудел ветер, хлопая калиткой. Сбоку что-то свистнуло, и сломанные ветки ветлы закувыркались в воздухе.

— Слушай, — сказал Кондарев и подошел к Опалихину; его лицо было серьезно, бледно и задумчиво.

Опалихин поднял на него глаза. Калитка сада снова хлопнула и заскрипела на петлях.

— Слушай, — повторил Кондарев, — ты мой лучший друг, и знай, что с сегодняшнего дня в моем столе будут лежать готовыми и начеку сорок пять тысяч. Если они тебе понадобятся, хоть среди ночи, валяй прямо ко мне, и я их дам тебе даже без векселя, — добавил он тихо.

Поспешно он отошел от него и сел в самый дальний угол, в кресло, сунув руки в карманы шаровар.

«Возьмет или не возьмет?» — думал он об Опалихине. Опалихин полуобернулся к нему в своем кресле и сидел с опущенными глазами. Кондареву казалось, что его лицо слегка бледнело.

«Возьмет или не возьмет?» — думал он с тоскою.

В саду что-то зашипело. Пыльный вихрь побежал дорогой, крутя в своей спирали соломины и ветки ветлы. Парусина балкона захлопала короткими и гулкими ударами. Опалихин поднял на Кондарева глаза; они были ясны и спокойны, как всегда.

— Если мне придется круто, — сказал он с усмешкой, — то я у тебя возьму, сколько понадобится. Благодарю.

«Ты-то у меня их возьмешь, — со злобой подумал Кондарев, — да я-то тебе их не дам!»

— Так-то-с, — вздохнул он вслух и вытянул ноги.

Звонкий и веселый дождь упал на зеленую грудь сада, запрыгал на песке аллей стеклянным бисером и распугал стаи воробьев, носившихся по дорогам. Его внезапный приход словно растормошил весь сад, и сад откликался ему веселым гулом. Однако скоро он убежал дальше, застилая окрестность свинцовой сеткой и звонко гудя над лесами.

Когда Кондарев и Опалихин вышли на крыльцо, Опалихин, чтобы ехать на мельницу, а Кондарев — к Грохотову, весь двор, умытый и освещенный солнцем, точно улыбался ясной и молодой радостью.

— А я у тебя в кабинете папиросницу забыл, — внезапно проговорил Кондарев, небрежно и весело обращаясь к Опалихину, и пошел в дом.

Однако на пороге кабинета он как будто бы несколько замялся, и веселость исчезла с его лица. С минуту он простоял в задумчивости, затем торопливо вынул из кармана кошелек и достал оттуда небольшой ключ, но уже не стальной, который он так старательно оберегал раньше в своем кармане, а бронзовый. Этот ключ был от его собственного письменного стола, который ему привезли из города только сегодня, и заказан был этот ключ по образцу того самого стального. С этим ключом он поспешно подошел к столу Опалихина и попробовал им ближний ящик. Ключ отпер и запер ящик.

— Так-с, — вздохнул Кондарев, пряча обратно ключ.

— Какое совпадение, — говорил он Опалихину на крыльце, — у меня, как тебе известно, пострадал от огня письменный стол, и я приобрел себе новый. И представь себе, — весело воскликнул Кондарев, — как две капли воды твой! Удивительное совпадение, — повторял он с веселым жестом.

— А где ты покупал свой? — спросил его Опалихин.

Кондарев назвал ему мастерскую.

— Ничего нет удивительного, — пожал плечом Опалихин, — там только и делают такие столы.

«Да уж я теперь это и без тебя знаю», — подумал Кондарев и рассмеялся хриплым смехом.

— Так стало быть, — заговорил он, обрывая смех, — если тебе круто придется, так ты прямо ко мне за деньгами-то? Да?

— Благодарю, благодарю, — с улыбкой повторил Опалихин.

«А не обожжешься?» — подумал Кондарев со злобой и добавил вслух:

— Так, пожалуйста.

Они расстались.

Грохотова Кондарев застал на крыльце. Он стоял в своем шелковом подряснике и озабоченно переговаривался о чем-то с приказчиком.