Лучшие страхи года - [77]

Мы слишком много времени проводили вместе, так что не знать она не могла.

* * *

В середине декабря брат снова позвонил.

* * *

— Эй, — сказала Тиш после звонка. — Эй.

Она не могла утешить меня какой-нибудь бессмысленной фразой, вроде: «Но не может же все на самом деле быть так плохо!», потому что до сих пор не знала точно, насколько все плохо. После прошлого раза мы на эту тему больше не говорили.

— Как же мне хочется, чтоб Рождество осталось позади, — призналась я.

— Ну конечно, — откликнулась она. — Конечно.

* * *

В Рождество мы с Тиш смотрели фильмы с Киану Ривзом.

У него был прекрасный костюм в «Джонни Мнемонике».

В «На гребне волны» в нем было прекрасно все.

Но нашим любимым фильмом была «Скорость».

Мы сходили с ума и от его футболки, и от его фигуры, и от того, как он спас героиню. Приятно думать, что всегда найдется мужчина, который спасет девушку.

Мы ели карри, сидя на диване и закутавшись в одеяла, и мечтали о том, чтобы хоть на денек поменяться местами с Сандрой Баллок.

* * *

Глубокой ночью, когда мы вытащили из проигрывателя последний диск, Тиш налила еще глинтвейна, и мы выпили за очередное пережитое Рождество.

— Хороший план ты придумала, — сказала я.

— Мне тоже так кажется. — Она улыбнулась, а потом небрежно спросила: — Как ты себя чувствуешь, детка?

— Потрясающе отдохнувшей, — ответила я.

И это была правда. После фильмов, выпивки и еды, которую не приходилось готовить самой, я всегда чувствовала себя замечательно.

— Отлично, — сказала Тиш.

Она была права, все отлично прошло. Если не считать еле слышного шепота, чьих-то слов, плывущих в воздухе вокруг меня. Я осмотрелась по сторонам, проверяя, не смогу ли увидеть того, кто их произносит.

— Что там? — спросила Тиш.

И тут я увидела образ. Тело, лицо. Давно уже я не видела ее так ясно.

— Там был какой-то шум за дверью?

— Не совсем. Послушай, Тиш, иди-ка спать. Или позвони кому-нибудь из друзей и спроси, нельзя ли к ним приехать.

— Это еще зачем?

— Мне нужно поговорить.

— Ну, так в чем проблема, говори, — напряженным голосом предложила она.

— Я не с тобой говорить собираюсь, — ответила я.

— А с кем же еще?..

Я видела, как исказилось ее лицо, когда она поняла.

— О господи. Что, прямо здесь? Ты же мне обещала!

— Просто уйди к себе в комнату, и все будет в порядке.

Она убежала.

Перед захлопнувшейся дверью возникла маленькая Элис-Джейн.

Она пришла поздравить меня с Рождеством.

* * *

После я напоила Тиш горячим сладким чаем. Она была в шоке, и ее всю трясло, хотя обогреватель был включен на полную. Я набросила на нее еще пару одеял поверх пухового. Но она продолжала дрожать.

Я залезла к ней, обняла ее и говорила: «Эй, эй», пока она плакала. Как обычно и делают.

Но это не помогло.

Это никогда не помогает.

* * *

Она проспала до полудня, а когда проснулась, попыталась сделать вид, будто все хорошо, но даже себя не смогла обмануть.

Я дождалась, пока она примет душ, поест и выпьет кофе, а потом спросила, как бы между прочим:

— Как дела, детка?

— Ты так и не закончила свою историю, — сказала Тиш, уже не притворяясь, будто с ней все в порядке. У нас с ней спальни через стенку. Мы обе знаем, что притворяться она не умеет. — Ты не рассказала, правда ли… — Она умолкла.

— Ну хорошо, — предложила я. — Задай любой вопрос.

— Твои родители в самом деле убили твою сестру?

— Нет, они ее не убивали.

Тиш покачала головой, глядя на меня так, будто видела впервые.

— Но ты же сказала психиатру в больнице, что ее убили они.

— Да. И полиции тоже. И соцработникам. Вообще-то там было достаточно улик, чтобы их осудить. Моих родителей посадили, и в тюрьме они покончили с собой.

— Не потому что убили ее, а потому что не убивали.

Тиш уставилась на меня. Я спокойно встретила ее взгляд, дожидаясь следующего, закономерного, вопроса.

Она задала его шепотом:

— Эми, это ты убила свою сестру?

Я покачала головой:

— Нет, я ее не убивала.

Тиш вздохнула с облегчением. Но потом у нее возник еще один вопрос. Они всегда возникают.

— Но зачем? Зачем ты всем сказала, что ее убили твои родители?

Я представила, как призраки папы и мамы сидят за рождественским столом в доме брата и как счастливы они в кругу семьи, хотя живые их не видят. Жалеют ли они о том, что умерли так рано? Нет, не жалеют, хотя их смерть была ужасной.

— Мертвые умеют прощать, — ответила я. — В раю они обретают покой. Они не вспоминают старые обиды.

— Так кто же ее убил?

Я вздохнула.

Ненавижу этот вопрос.

От него все расплывается перед глазами, как после очень долгой пьянки.

— Эми, кто ее убил?

Этот вопрос был как еще один стакан водки поверх того, что было выпито за ночь. Я вдруг поняла, что уже очень поздно и меня страшно клонит в сон.

— Кого убил? — переспросила я, с трудом держа глаза открытыми.

Ох уж эти разговоры об убийствах. Тем более после такой длинной ночи. Мне ужасно хотелось улечься в постель и закрыть глаза, хотелось, чтобы стало тихо.

— Эми, посмотри на меня.

Нет, я вовсе не хотела ни на кого смотреть.

— Эми, это я, Тиш.

Вы представляете, сколько нужно усилий, чтобы продолжать разговор?

Вы представляете, какой это тяжелый труд?

И все на меня давят, давят.

Со всех сторон.

— А ведь раньше ты мне нравилась, — сказала я. Язык у меня заплетался — я сама это слышала.