Лучшие страхи года - [57]

Мистер Карпер выстрелил твари прямо в морду, но она лишь замотала головой, словно собака, вытряхивающая воду из ушей. Хвост взлетел над головой мистера Карпера, и тот бросился наземь. Наконечник хвоста резко опустился, но вместо того, чтобы раскроить ему череп, вонзился в лед между его ног.

Мы услышали звук, похожий на раскат грома, и по льду зазмеились трещины. Люди бросились к берегу, но не успели пробежать и пару ярдов, как лед с оглушительным треском раскололся, и все они с руганью рухнули в пруд. Тварь выплеснула струю воды, словно кит, и исчезла из виду.

— Ко мне, Уайти! — крикнул я и бросился вперед, едва заметив, что он так и не сдвинулся с места.

Я схватил торчащую из воды ветку и протянул ее к людям, которые кто вплавь, а кто и вброд пытались добраться до берега. Лед треснул подо мной, и я провалился по пояс. От обжигающего холода у меня перехватило дыхание, но мне удалось дотянуться до одного из мужчин, который ухватился за ветку, и наконец я выкарабкался из пруда.

— Чт-то ты т-тут д-делаешь? — заикаясь, спросил меня отец; он весь дрожал, и борода его заледенела. Он повернулся и взглянул на поверхность воды. Не было ни поднимающихся из глубины пузырей, ни какого-либо движения. — Вперед, — сказал он и ухватил меня за шиворот холодной и мокрой рукой.

Мы побрели к домам, и на краю леса нас всех встречали матери и жены.

— Идем с нами, Уайти, — заявил папа тоном, не допускающим возражений.

Уайти взглянул на хижину, в которой жил, и на высокую траву, в которой нашел оторванную ногу отца. Мой папа обнял его за плечи и привлек к себе.

Хотя его тело было холодным, как глыба льда, Уайти не отстранился.

* * *

Всю следующую неделю мы, дети, провели под домашним арестом. Ни школы, ни прогулок, ничего. Папа заявил, что останки мистера Макфарланда отыскать так и не удалось, но родители часто забывают, какими догадливыми и прозорливыми бывают их дети. Мы все видели черные клубы дыма над полем у леса и понимали, что жгли там вовсе не листву.

Как и во всех северных городках, в холодные и суровые зимние месяцы жизнь в Осуиго замирала. Все это время Уайти жил в разных семьях по очереди, но у нас — чаще всего, а потом, морозным февральским утром, к нам явился шериф графства вместе с каким-то жилистым незнакомцем. Этот человек назвался дядей Уайти и сказал, что увезет его в Уосо. Конечно, Уайти не хотел никуда уезжать, но времена были тяжелые, и становились все тяжелее, да и никто особенно не стремился лезть в чужие семейные дела.

Мой папа хмурился, но ничего не говорил. Уайти увозили в кузове полицейской машины, я махал ему вслед, а папа стоял рядом и обнимал меня за плечи. К сожалению, это был не последний раз, когда Уайти пришлось — ехать в полицейском фургоне.

В марте фабрика закрылась, и мы еще до первой оттепели переехали в Маркетт, штат Мичиган. Через несколько лет началась Вторая мировая, отца забрали на фронт, и он погиб в бою. Я так и не успел расспросить его, что же там было у пруда.

Впоследствии я написал письмо Уайти Макфарланду, чтобы узнать, что он помнит о том ноябрьском дне. Через полгода мне ответил его дядя, он коротко сообщил, что Уайти сейчас в исправительном заведении в Ринландере и переписка с ним запрещена. К письму был приложен мой запечатанный конверт.

* * *

Шли годы, жизнь была нелегкой, но мы с мамой справились. Я поступил в колледж, встретил хорошую девушку, у нас родился сын. Теперь у него уже свои дети. Мне повезло, и в моей жизни хорошего было гораздо больше, чем плохого. Все эти годы я старался не думать о том дне, но не думать не получалось. Мне казалось, что поблекшие со временем воспоминания затаились где-то в глубине моего разума и только и ждут возможности выбраться на поверхность.

И наконец эта возможность подвернулась.

Когда мне стукнуло восемьдесят, внучка подарила мне на день рождения энциклопедию фольклора штата Висконсин. Огромная была книга, и каждый вечер я усаживался с ней в свое любимое кресло под лампой и до глубокой ночи читал о снежном человеке, о населенном призраками доме ученых на территории Висконсинского университета и многом другом.

Однажды ночью я, ничего не подозревая, перевернул страницу, и мое сердце екнуло. На меня смотрело то самое чудовище с пруда — я увидел перед собой его злые глаза, зубастый рот и кривую усмешку.

Я сразу же взмок так, что пижама стала липнуть к телу, и горло у меня сдавило. Если бы я не заставил себя успокоиться и дышать ровнее, со мной случился бы сердечный приступ. Пришлось напомнить себе, что мне ничего не угрожает, в доме тихо, жена мирно спит наверху, и все мы в безопасности. Эта тварь не добралась до меня в тот день и уж конечно не доберется сейчас.

Собравшись с духом, я прочитал текст. Это был ходаг, мифическое животное, обитающее в лесах штата Висконсин. Легенда гласила, что чудище это восстало из пепла быка, принадлежавшего дровосеку. Туша быка семь лет горела в адском пламени, дабы очиститься от брани, которую обрушили на нее лесорубы. Изображение этой твари было не совсем точным, довольно-таки мультяшным, но сходство бросалось в глаза. Художнику удалось передать выражение глаз и ухмылку, и этого было достаточно.