Лучшие сказки русских писателей - [24]

Прискакав в Тифлиз, несет бек платье Ашик-Кериба к его старой матери.

– Твой сын утонул в глубокой реке, – говорит он, – вот его одежда.

В невыразимой тоске упала мать на одежды любимого сына и стала обливать их жаркими слезами; потом взяла их и понесла к нареченной невестке своей, Магуль-Мегери.

– Мой сын утонул, – сказала она ей. – Куршуд-бек привез его одежды; ты свободна.

Магуль-Мегери улыбнулась и отвечала:

– Не верь, это всё выдумки Куршуд-бека; прежде истечения семи лет никто не будет моим мужем.

Она взяла со стены свою сааз и спокойно начала петь любимую песню бедного Ашик-Кериба.

Между тем странник пришел бос и наг в одну деревню. Добрые люди одели его и накормили; он за это пел им чудные песни. Таким образом переходил он из деревни в деревню, из города в город, и слава его разнеслась повсюду. Прибыл он наконец в Халаф. По обыкновению, взошел в кофейный дом, спросил сааз[33] и стал петь. В это время жил в Халафе паша[34], большой охотник до песельников. Многих к нему приводили, – ни один ему не понравился. Его чауши[35] измучились, бегая по городу. Вдруг, проходя мимо кофейного дома, слышат удивительный голос. Они туда.

– Иди с нами к великому паше, – закричали они, – или ты отвечаешь нам головою!

– Я человек вольный, странник из города Тифлиза, – говорит Ашик-Кериб, – хочу пойду, хочу нет; пою, когда придется, – и ваш паша мне не начальник.

Однако, несмотря на то, его схватили и привели к паше.

– Пой, – сказал паша.

И он запел. И в этой песне он славил свою дорогую Магуль-Мегери; и эта песня так понравилась гордому паше, что он оставил у себя бедного Ашик-Кериба.

Посыпалось к нему серебро и золото, заблистали на нем богатые одежды. Счастливо и весело стал жить Ашик-Кериб и сделался очень богат. Забыл он свою Магуль-Мегери или нет, не знаю, только срок истекал. Последний год скоро должен был кончиться, а он и не готовился к отъезду.

Прекрасная Магуль-Мегери стала отчаиваться. В это время отправлялся один купец с караваном из Тифлиза с сорока верблюдами и восьмьюдесятью невольниками. Призывает она купца к себе и дает ему золотое блюдо.

– Возьми ты это блюдо, – говорит она, – и в какой бы ты город ни приехал, выставь это блюдо в своей лавке и объяви везде, что тот, кто признается моему блюду хозяином и докажет это, получит его и вдобавок вес его золотом.

Отправился купец, везде исполнял поручение Магуль-Мегери, но никто не признался хозяином золотому блюду. Уж он продал почти все свои товары и приехал с остальными в Халаф. Объявил он везде поручение Магуль-Мегери. Услыхав это, Ашик-Кериб прибегает в караван-сарай[36]: и видит золотое блюдо в лавке тифлизского купца.

– Это мое! – сказал он, схватив его рукою.

– Точно, твое, – сказал купец, – я узнал тебя, Ашик-Кериб. Ступай же скорее в Тифлиз, твоя Магуль-Мегери велела тебе сказать, что срок истекает, и если ты не будешь в назначенный день, то она выйдет за другого.

В отчаянии Ашик-Кериб схватил себя за голову: оставалось только три дня до рокового часа. Однако он сел на коня, взял с собой суму с золотыми монетами – и поскакал, не жалея коня. Наконец измученный бегун упал бездыханный на Арзинган горе, что между Арзиньяном и Арзерумом. Что ему было делать: от Арзиньяна до Тифлиза два месяца езды, а оставалось только два дня.

– Аллах всемогущий! – воскликнул он. – Если ты уж мне не поможешь, то мне нечего на земле делать!

И хочет он броситься с высокого утеса. Вдруг видит внизу человека на белом коне и слышит громкий голос:

– Оглан[37], что ты хочешь делать?

– Хочу умереть, – отвечал Ашик.

– Слезай же сюда, если так, я тебя убью.

Ашик спустился кое-как с утеса.

– Ступай за мною, – сказал грозно всадник.

– Как я могу за тобою следовать, – отвечал Ашик, – твой конь летит, как ветер, а я отягощен сумою.

– Правда. Повесь же суму свою на седло мое и следуй.

Отстал Ашик-Кериб, как ни старался бежать.

– Что ж ты отстаешь? – спросил всадник.

– Как же я могу следовать за тобою, твой конь быстрее мысли, а я уж измучен.

– Правда; садись же сзади на коня моего и говори всю правду: куда тебе нужно ехать?

– Хоть бы в Арзерум поспеть нынче, – отвечал Ашик.

– Закрой же глаза.

Он закрыл.

– Теперь открой.

Смотрит Ашик: перед ним белеют стены и блещут минареты Арзерума.

– Виноват, Ага, – сказал Ашик, – я ошибся, я хотел сказать, что мне надо в Карс.

– То-то же, – отвечал всадник, – я предупредил тебя, чтоб ты говорил мне сущую правду. Закрой же опять глаза… Теперь открой.

Ашик себе не верит – то, что это Карс. Он упал на колени и сказал:

– Виноват, Ага, трижды виноват твой слуга Ашик-Кериб; но ты сам знаешь, что если человек решился лгать с утра, то должен лгать до конца дня: мне по-настоящему надо в Тифлиз.

– Экой ты неверный! – сказал сердито всадник. – Но нечего делать, прощаю тебя: закрой же глаза. Теперь открой, – прибавил он по прошествии минуты.

Ашик вскрикнул от радости: они были у ворот Тифлиза. Принеся искреннюю свою благодарность и взяв свою суму с седла, Ашик-Кериб сказал всаднику:

– Ага, конечно, благодеяние твое велико, но сделай еще больше; если я теперь буду рассказывать, что в один день поспел из Арзиньяна в Тифлиз, мне никто не поверит; дай мне какое-нибудь доказательство.