Лучшие из нас - [106]

Декан снова подошел к микрофону, поблагодарил всех за прекрасный вечер и выразил надежду, что уже установились новые связи и что результатом этого недешевого вечера станет плодотворное научное сотрудничество. (У праздника и правда будут положительные результаты, по-настоящему конструктивные, о которых необходимо упомянуть, доказывая со счетом в руках необходимость проведения подобного мероприятия перед бюджетной комиссией: два научных сотрудника выяснили, что на протяжении многих лет работали над частично перекрывающими друг друга проектами. Они договорились встретиться, чтобы обменяться идеями и прочитать труды друг друга. «Ну вот видите, видите, — сказал декан, услышав об этом. — Именно к такому сотрудничеству между кафедрами и должны привести праздники вроде этого». Те двое согласились с ним, но у них не хватило духу признаться, что их кабинеты находятся на одном этаже; они никогда не были недругами, просто почти не общались.)

Нанна потянулась, чтобы снять с крючка пальто. У Пола чесались руки помочь ей одеться, но он держался в стороне, они и так уже слишком долго разговаривали сегодня вечером. Когда она сняла пальто с крючка, тонкая шаль упала с ее плеч на пол. Рыцарские инстинкты Пола пересилили их договоренность, и он бросился к Нанне, чтобы поднять шаль, но прежде чем он успел дойти, Эдит Ринкель наступила на шаль Нанны своей золотой шпилькой.

— О, извините, — сказала она, — я правда ее не видела. — Она повертела ногой, так что ткань обвилась вокруг каблука и порвалась, после чего освободила шаль. И Эдит Ринкель ушла, не выказав никакого желания поднять шаль Нанны с пола.

Однажды утром, когда Александр Плейн одевался в своей комнате в общежитии в Согне, раздался звонок его мобильного телефона. Человек на другом конце провода представился журналистом студенческой газеты «Университас».

— Ага, привет, — сказал Александр, зажав телефон между плечом и ухом и пытаясь натянуть почти чистый теннисный носок.

Журналист говорил об Эдит Ринкель. Он был напорист и амбициозен и наверняка мечтал сделать карьеру в области журналистских расследований. Александр удивился (выражение «застукан в постели» очень хорошо подходит для описания его изумления, особенно в связи с тем, что, когда зазвонил телефон, он на самом деле сидел на кровати и натягивал носок). Всем телом ощущая беспокойство и возбуждение, он выслушал поток слов журналиста. Александр прекрасно знал, что в настоящее время говорят об Эдит Ринкель, он много думал об этом и верил далеко не всему. Эдит не могла ничего украсть!

Он все еще сильно тосковал по Эдит. К сожалению, он ни с кем не мог поговорить об этом, поскольку никто из его друзей не знал об отношениях между ним и Ринкель. А те, с кем он занимался на курсе «ФУТЛИНГ 1100», забрасывали его нелепыми вопросами: «А правда, что у тебя было что-то с этой профессоршей? Ну и как она? А почему она сперла чужие исследования?» Он упорно отрицал, что у него были отношения с профессором Эдит Ринкель. «Я едва знаком с ней», — объяснял он и чувствовал себя иудой, но утешался тем, что уважает желание Эдит расстаться с ним, а она тоже не Иисус Христос. Но Александр испытывал настоящие любовные муки. И хотя он считал это выражение ужасно глупым, даже слащавым, ему казалось, что оно лучше всего описывает его состояние. К тому же вернулось тянущее ощущение внизу живота: хроническая неудовлетворенность.

— Итак? — Журналист ждал ответа. — Внезапно Александр принял героическое решение помочь Эдит, несмотря на то что ему придется выдать себя и подтвердить, что слухи об их отношениях были правдой.

— Да, — ответил он на вопрос журналиста. — Да, у нас был роман.

Далее Александр рассказал обо всем, чему его научила Эдит Ринкель.

— В прошлом семестре у меня были только удовлетворительные оценки, но за курсовую по «ФУТЛИНГ 1100» я получил «отлично», — сообщил он.

— С помощью Эдит Ринкель?

— Да, — ответил Александр и с теплотой в голосе, заметной по крайней мере ему самому, поведал о том, как много знает Эдит Ринкель и как полезно для него было общение с ней.

Если бы в то утро, когда позвонил журналист, Александр не был таким усталым и если бы он имел меньшую склонность думать хорошо о других людях, он бы не удивился так сильно, увидев на следующее утро заголовок в «Университас».

Он сидел за столиком во «Фредерикке», перед ним лежала газета, открытая на развороте, посвященном Эдит Ринкель. Его имя не упоминалось, но когда мимо его столика прошла группа студентов, он на всякий случай закрыл газету, свернул ее пополам и поставил сверху бутылку колы. На одной из стен кафетерия, на той, что в свое время отделяла зал для курящих от зала для некурящих, нарисованы гигантские книги высотой, наверное, по полтора метра. Александр разглядывал эту удивительную картину, как он уже не раз делал за время почти двухлетнего пребывания в университете. Он воспринимал эти изображения как отчужденные стереотипные представления другой общественной группы об академической жизни. Он смотрел на гигантские фолианты, не видя их: он вынужден был констатировать, что его попытка помочь Эдит Ринкель успехом не увенчалась, а скорее наоборот, привела к тому, что вокруг ее имени разгорелся настоящий скандал. Бедная Эдит.