Лучшие истории любви XX века - [46]

Лорио узнает о том, что Прасвич завладел Полой. Старому циркачу давно уже стало безразлично все в этой жизни – все, кроме женщины, которую он когда-то любил. Но он слишком жалок и немощен, чтобы противостоять могущественному иллюзионисту, и тогда, поборов гордость и ревность, Лорио отправляется к последнему покровителю Полы – к Волынцеву. Художник давно и отчаянно искал Полу. Он был очень несчастен без нее – настолько несчастен, что даже его суровая мать сжалилась над ним и дала согласие на его брак с Полой, если он когда-нибудь ее найдет. Вместе с Лорио Волынскому удается забрать Полу от Олеско Прасвича, однако ее здоровье безнадежно подорвано. Пола умирает, лежа на кушетке в мастерской Волынцева возле своего портрета в образе Саломеи, в объятиях влюбленного художника, с тихой улыбкой слушая, как Лорио играет на скрипке: «Молчи, грусть, молчи…»

Успех этих двух фильмов был предопределен с самого начала. Хотя, наверное, за всю историю русского и советского кино не было фильмов, которые бы так злобно и ядовито критиковали! Особенно после революции… «Молчи, грусть, молчи» и «Сказку любви дорогой» приводили в качестве примера пошлости и мещанства, безыдейности буржуазного искусства. В сюжетных перипетиях находили сходство с другими фильмами Веры Холодной: история с Праховым виделась перепевом темы «Детей века», пресыщение Прахова Полой якобы пришло из «Миражей», игрок Зарницкий, пытающийся выкрасть вексель, якобы списан с князя Бартинского из «Жизни за жизнь», и даже в том, что Волынцев пишет с Полы портрет, видят плагиат с фильмов «Песнь торжествующей любви» и «На алтарь красоты», а уж тема жестокого любовника, гипнотизирующего сопротивляющуюся ему женщину, – это уж наверняка из «Песни торжествующей любви»!

Надо ли говорить, что зритель этих аналогий не заметил, и в бедное мелодраматическими фильмами советское время «Молчи, грусть, молчи» с удовольствием смотрели, даже когда появились телевизоры и фильм демонстрировали во время ретроспективных показов.

Новая советская действительность уже понемногу заявляла о себе. Прежде всего – контролем над кинопроизводством. С середины 1918 года Московский и губернский кинокомитеты начали контролировать частное кинопроизводство. Сначала это был просто контроль за качеством выпускаемых фильмов. Кинокомитеты настойчиво советовали хозяевам ателье снимать как можно меньше мелодрам «на потребу публике» и как можно больше экранизаций классики, призванных воспитывать вкус. Следуя этому указанию, Харитонов поручил режиссеру Чеславу Сабинскому сделать фильм по пьесе Толстого «Живой труп». Веру Холодную пригласили на роль цыганки Маши.

Это была уже вторая экранизация пьесы. Первая – в 1911 году – с Еленой Павловой в роли Маши. Харитонов, боясь, что «скучный» фильм не будет пользоваться успехом у публики и, следовательно, не принесет ему прибыли, пытался внести какие-то изменения – если не в сюжет, то хотя бы в саму постановку. Он предлагал перенести действие в современность, Федора Протасова снимать во фраке и без бороды, Машу сделать не певицей, а плясуньей. Однако Сабинский и снимавшийся в главной роли Максимов настаивали на классической постановке, грозясь в противном случае вовсе отказаться работать над этим фильмом. И Харитонов сдался, но сама Вера Холодная очень боялась сниматься у Сабинского. Ей была близка бауэровская эстетика чарующей роскоши, она привыкла к своему облику атласно-кружевной королевы экрана с облаком кудрей вокруг ангельского личика… А Сабинский требовал, чтобы она надела скромное платье с блеклой шалью на плечах, собрала волосы в пучок на затылке. Сделано было множество кино– и фотопроб Веры Холодной в роли Маши. Эти пробы сохранились – в отличие от самого фильма. Актрисе они очень не нравились, она даже плакала, боясь, что, разрушив свой привычный облик, потеряет любовь зрителей.

Теперь «Живой труп» Сабинского называют одной из лучших экранизаций классики в русском дореволюционном кино. В кинокарьере Веры Холодной роль Маши заняла особое место. Благодаря ей королева экрана была зачислена критикой в серьезные актрисы. Сам Константин Сергеевич Станиславский пригласил ее к себе в Художественный театр – это было бесспорное признание таланта, это была великая победа Веры Холодной над критиками и недоброжелателями, ведь другие кинематографические актрисы даже мечтать не смели о том, чтобы быть приглашенными в театр! И тем более – получить личное приглашение от великого Станиславского!

Соня вспоминала: «В тот день она возвратилась поздно и сразу бросилась к матери, с которой всегда делилась своими переживаниями. Никогда я не видела сестру такой восторженной, такой окрыленной. (…) Константин Сергеевич предложил ей вступить в труппу Художественного театра и готовить роль Катерины в «Грозе». Как ни поразило Веру это почетнейшее для актрисы предложение, но еще больше была она потрясена впечатлением, которое произвел на нее Станиславский. Он ведь был ее богом. Константин Сергеевич говорил с Верой по-отечески, расспрашивал о жизни, вникал в обстоятельства ее работы в кино. Вера должна была вскоре дать ему ответ. Но Станиславский предупредил ее, что придется очень долго и много работать. Сколько времени будут готовить «Грозу», сказать заранее невозможно – «пока не получится». Может быть, год, может быть, гораздо больше. В кино Вера к этому времени снималась из картины в картину, у нее часто не бывало даже дня передышки. С ее участием создавалось уже не то десять, не то даже пятнадцать картин в год. Уход в Московский художественный театр означал прекращение работы в кино. Ну, может быть, время от времени, в одной какой-нибудь картине… Но ведь кино стало для Веры чем-то очень большим. Она по-настоящему любила кино, была бесконечно увлечена творчеством. Выбор был мучительным, и в конце концов она приняла решение остаться в кино. Пойти к Станиславскому сказать об этом она не решилась и написала письмо. Несколько дней она писала и переписывала его, плакала над ним. И наконец послала. Знаете, я думаю иногда: может быть, она предчувствовала, что ей осталось так мало жить, что расчет на годы уже не для нее…» (Из воспоминаний сестры С.В. Холодной, записанных А. Каплером.)