Лучшие годы Риты - [58]

Глава 14

Митя шел по Чистопрудному бульвару и вертел головой, как Незнайка в Солнечном городе.

Конечно, он бывал в Москве и раньше, не так уж далеко был Меченосец, чтобы не съездить. Но то ли годы армии – бессмысленные, на его взгляд, – отделили его стеной от прошлого, то ли другое… Ну конечно, дело в другом! Он впервые идет по Москве как по своему дому. И даже то, что его дом в Москве – всего-навсего студенческая общага, не делает его радость меньше.

Да и ничего себе «всего-навсего»! Когда Митя вернулся из армии, ему показалось, что студентом он не будет уже никогда. Школьные знания за два года вышибло из головы напрочь, он просто физически это ощущал.

И то, что ему хватило года, чтобы их восстановить и поступить в Московский инженерно-строительный университет, наполняло его гордостью.

Потому и шел он по Чистопрудному бульвару с таким счастливым чувством своей причастности ко всему, что видит.

В сентябре еще рассветало по-летнему рано. И по-летнему же прозрачен был воздух, и утренний холодок заставлял не ежиться зябко, а вдыхать глубоко. Он и вдыхал, не переживая о том, что воздух не такой свежий, как у реки Меченосец. Подумаешь, бензином пахнет. Здесь Москва зато, Москва, и он теперь в ней свой!

Митя засмотрелся на церковь – необычную, багрово-белую, с причудливым лепным узором на фасаде, – и налетел на кого-то, и чуть не упал.

– Извините! – воскликнул он. – Не заметил!

– Неудивительно.

Девочка, стоящая перед ним, смотрела снизу вверх ясными, как у ребенка, глазами. На вид ей было лет шестнадцать.

– Почему неудивительно? – спросил Митя.

– А я сделана из крыльев стрекозы! – засмеялась она.

Насчет стрекозы выдумка интересная. Но не заметил он ее просто потому, что она маленького роста.

– Выпьете со мной чаю? – спросила девочка.

Прозвучало неожиданно. Как будто они перенеслись в чопорный английский дом, прямо к Диккенсу.

Митя даже огляделся. Конечно, ни в каком они не в доме, тем более английском. На Чистопрудном бульваре, где и были минуту назад.

– Не ищите! – Она опять засмеялась. Смех звенел колокольчиком. Да и сама она была похожа на летний полевой цветок. – У меня с собой.

– Что с собой? – не понял Митя. – Чай?

– Ага.

Она сняла с плеч рюкзачок и извлекла из него газовую горелку, маленький металлический чайник и полотняный мешочек.

– Вот. – Она потрясла мешочком. – А воду – сейчас!

Девочка взяла чайник и подбежала к ограде бульвара. Мимо театра «Современник» медленно ехала поливальная машина.

– Эй!

Она помахала водителю, перегнувшись через ограду. Машина остановилась. Девочка влезла на ограду и стала что-то говорить в приоткрытое окно кабины. Оттуда донесся смех, потом водитель вышел, взял у нее чайник…

– Вот, – сказала она, вернувшись к Мите, который так и стоял рядом с ее рюкзаком и горелкой. – Вода тоже теперь есть. Как тебя зовут? Меня – Маша.

– Дмитрий, – машинально представился он.

Необычная она какая! Или московские все такие?

«Нет, вряд ли все, – подумал он. – Очень странные вещи делает как само собой. И одета… странновато».

Одета она была в длинную льняную юбку, расписанную непонятными узорами, и в рубашку, похожую на ту, в которой ходил Лев Толстой, без подпояски, правда. На голове у нее была маленькая вышитая шапочка. Темно-золотые волосы то ли были завиты мелкими пружинками, то ли вились таким необычным образом сами.

Засмотревшись на все это, Митя не обратил внимания, что Маша разжигает свою горелку, и спохватился только, когда она уже поставила на нее чайник.

– Извини, – сказал он.

– За что? – удивилась она.

– Не помог тебе раскочегарить.

– Но это же я пообещала тебе чай.

Вода в маленьком чайнике вскипела почти мгновенно. Маша развязала полотняный мешочек и сказала:

– Это травы. С Алтая.

Она сняла чайник с горелки, бросила в него пригоршню травы из мешочка и спросила:

– Ты сладкий пьешь?

– Все равно.

– Давай тогда сладкий. Со стевией.

– С чем? – не понял Митя.

– Это сладкая трава.

Она извлекла из рюкзака две расписные чашечки без ручек, еще один мешочек, развязала его и бросила в чайник очередную щепотку травы, видимо этой самой стевии, потом накрыла чайник чем-то вроде расписного платка, тоже нашедшегося в ее рюкзаке, уселась на газон, скрестив ноги, и снизу вверх посмотрела на Митю.

– Я люблю угощать своих друзей, – сказала Маша.

«Но ведь я тебе не друг», – чуть было не возразил он.

Но не возразил. По Машиному взгляду, по всему ее облику было понятно: друг для нее каждый, кто попадется на пути. Даже не на жизненном, а просто на пути по Чистопрудному бульвару ранним утром.

– Ну вот и заварился. – Она разлила чай по чашкам. – Пей, Дима.

Его никогда не называли Димой. Но никогда и не было у него таких знакомых, как эта Маша. Она была совсем чужая, но с ней было легко, такой парадокс.

Маша достала из рюкзака бумажный сверток.

– И вот печенье, – сказала она. – Я его сама испекла. Без яиц.

– Почему без яиц?

Митя спросил об этом машинально. Рецепт его не интересовал, конечно.

– А я веган.

– Кто-кто?

Это он спросил уже с интересом.

– Веган. Не использую продуктов животного происхождения.

– А, вегетарианка! – понял Митя.

– Веган, – повторила она.

– А в чем разница?