Лучшие годы - псу под хвост - [44]

— По понятным причинам ты очень взволнован и не даешь мне договорить. А я хотел сказать, что мы в курсе наших недостатков, но наивно полагать, что мы можем враз устранить их. Только нетерпеливой молодежи все хочется сразу. Потому-то и пришел с жалобой ты, а не твой отец.

— Возможно. Но я не могу согласиться, что все хочу сразу, — меня вполне устроит даже то, если почта будет приходить просто вовремя. Хотя бы телеграммы и срочные бандероли. Что касается открыток, я прощу вам и их двух-, трехдневное опоздание, чтобы их могли действительно прочесть все ваши сотрудники, а не только те, к кому они в ту или иную смену непосредственно попадут в руки… Более того, я даже не против, если кто-нибудь отлепит марку, — в конце концов, коллекционеры, как сказал Гёте, счастливые люди… Следите только за тем, чтобы не попортить сам текст.

Высказавшись, Квидо собрался было уходить.

— Думаю, каждый критик в первую очередь должен начать с себя, а потом уж…

— Господи! — воскликнул Квидо. — О чем мы здесь говорим?

— О чем? Да о том, что ты, как любой демагог, не замечаешь ничего хорошего, что было сделано на этой почте. О том, что ты стараешься очернить всех, кто честно здесь каждый день трудится. О том…

— Неправда, — сказал не без усталости Квидо. — Тех, кто честно здесь трудится, я безусловно уважаю. Но меня взбесила ваша сотрудница, которой было насрать на телеграмму о смерти моего дедушки, и она, возможно, сунула ее в виде закладки в «Бурду»!

— Чем дальше тебя слушаю, тем больше убеждаюсь, что тебе еще нужно учиться вести дискуссию, — сказал начальник с холодной улыбкой, — и повышать свою словесную культуру. Попробую кое-что тебе объяснить. Посылал ли ты от нас какое срочное письмо, телеграмму или денежный перевод?

— Естественно, — сказал Квидо, прикидывая, свидетелем какого прыжка мысли он сейчас окажется.

— Одним словом, ты регулярно пользуешься нашими услугами. Мы регулярно тебе и твоей семье идем навстречу, и вам это кажется естественным…

— Ни в коем случае! — уже свирепея, сказал Квидо. — Нам это не кажется естественным, это и есть естественно. Ни одна из перечисленных вами услуг не выходит за рамки ваших прямых обязанностей. Почта здесь именно для того, чтобы люди могли посылать посылки, телеграммы и деньги. Уж не хотите ли вы мне сказать, что я в порыве благодарности должен плюхаться на задницу всякий раз, когда вы приносите мне заказное письмо?

— А что наша сослуживица укрощает вашу собаку — это тоже естественно?

К этому вопросу Квидо не был готов.

— И что нынче ходит жаловаться даже самый распоследний вахтер — это тоже естественно?

Оскорбление так задело Квидо, что у него на миг перехватило дыхание.

Начальник, побагровев от гнева, смотрел на Квидо с нескрываемым презрением и ненавистью:

— Или его заумный пащенок? А ну пшел вон!

Подталкивая Квидо животом, он выставил его в коридор и захлопнул за ним дверь.

Квидо в бешенстве пнул ее ногой.

Дверь открылась.

— А ты не смей тыкать! — уже на бегу крикнул Квидо.

2) Мать Квидо никогда не могла сказать с полной уверенностью, что вырванная страница с 66-м сонетом Шекспира, которую она нашла в понедельник вечером в свертке с личными вещами отца, действительно выражает его осознанное желание предварить этим сонетом извещение о смерти. Но, хорошо зная отца и понимая, что ничего подобного он никогда не сделал бы с книгой, не будь для этого какого-то веского основания, она поверила именно в такую версию. Она вновь и вновь растроганно перечитывала сонет и вопреки пронизывавшей ее боли испытывала определенную радость при мысли, что это стихотворение, напечатанное ею в виде эпиграфа к траурному тексту, как бы дает отцу некую дополнительную возможность еще раз обратиться к своим самым близким и самым давним друзьям с чем-то, о чем, возможно, он думал перед смертью и что считал по-настоящему очень важным.

— Ей в этом было отказано, — рассказывал Квидо редактору.

Мать Квидо поняла это в тот момент, когда ее муж вернулся из похоронного бюро, что было в Углиршских Яновицах.

— Не получится! — сказала она, увидев выражение его лица и удивляясь теперь своей наивности.

— Нет, не получится!

Мать Квидо пошла назад к столу, села, обхватила ладонями чашку чая, но не сделала ни глотка.

— Не получится! — повторила она задумчиво.

— Я сделал все, что мог, но разговаривать с ними бесполезно. Нет этой цитаты в их списке, и хоть ты тресни!

— В списке?

— В списке дозволенных цитат, — уточнил ее муж.

— Дозволенных цитат?! Шекспир, выходит, не дозволен?! Разве я хочу, чтобы напечатали цитату из Муссолини? Ты им сказал, что это Шекспир?

— Сказал.

Мать склонилась над чаем.

— О Боже! — сказала она.

— Я не виноват, поверь мне, — сказал отец Квидо, пододвинув к жене стул. — Я пробовал сунуть мужику все четыре сотни, что были при мне…

— Ну и что?

— Он сказал, что еще не родился такой идиот, который за четыре сотни хотел бы угодить за решетку…

— Не разрешили Шекспира! Они и вправду могут запретить нам уже все…

— Наш заказ на музыку тоже не взяли, — неохотно сказал отец Квидо. — К счастью, в списке был Малер.

— Я же говорю, завтра запретят нам жить, — горько усмехнулась мать. — Что ж, теперь даже умереть человек не может свободно?