Лучшие годы мисс Джин Броди. Девицы со скудными средствами - [21]

Вернувшись после двухнедельного отсутствия, мисс Броди сообщила классу, что провела восхитительный отпуск, который вполне заслужила. Уроки пения в классе мистера Лаутера тоже возобновились, и он сиял, глядя на мисс Броди, когда она, горделиво шествуя впереди, приводила своих учениц, тоже высоко державших головы, в музыкальный кабинет. Теперь мисс Броди, которая очень хорошо смотрелась за роялем, аккомпанировала им, а иногда с несколько грустным выражением лица подхватывала глубоким вторым сопрано «Как сладостен пастыря сладкий удел» и другие музыкальные номера, какие они готовили для итогового годового концерта. Мистер Лаутер, коротконогий, застенчивый, златовласый, больше не играл локонами Дженни. Голые ветви скреблись в окна, и Сэнди была почти безоговорочно уверена, что учитель пения влюблен в мисс Броди, а мисс Броди влюблена в учителя рисования. Роуз Стэнли еще не проявила того потенциала, который мисс Броди захочет использовать, чтобы избыть свою страсть к однорукому Тедди Ллойду, и ее собственный расцвет все еще был в зените.

Невозможно было представить себе мисс Броди в постели с мистером Лаутером, ее вообще невозможно было представить в каком бы то ни было сексуальном контексте, но в то же время невозможно было и не подозревать, что нечто подобное происходит.

Во время пасхального семестра мисс Макей, директриса, приглашала девочек небольшими группами, а потом и по одной, на чай к себе в кабинет. Это была рутинная процедура, преследовавшая цель выяснить намерения девочек относительно высшей ступени: собираются ли они продолжить учебу по современной программе или хотят поступить на классическое отделение.

Мисс Броди уже напутствовала их следующим образом: «Не хочу сказать ничего дурного о современной программе. Современная ли, классическая ли — они равноценны, и каждая готовит к определенной жизненной функции. Вы должны сделать выбор самостоятельно. Классическое образование под силу не каждому. Вы должны сделать выбор совершенно свободно». Таким образом, у девочек не оставалось никаких сомнений в презрительном отношении мисс Броди к современной программе.

Из всего ее клана современное отделение выбрала только Юнис Гардинер, и то только потому, что ее родители хотели, чтобы она прошла курс домоводства, а сама она — чтобы было больше возможностей заниматься гимнастикой и спортивными играми, что обеспечивала именно современная программа. Усердно готовясь к конфирмации, Юнис по-прежнему была, с точки зрения мисс Броди, чуточку слишком набожной. Теперь она не соглашалась делать сальто за пределами гимнастического зала, душила носовые платки лавандовой водой, наотрез отказалась попробовать накрасить губы помадой тетушки Роуз Стэнли, проявляла подозрительно здоровый интерес к международному спорту, и, когда, воспользовавшись первой и последней возможностью увидеть выступление Павловой, мисс Броди повела свой выводок в «Эмпайр тиатер», Юнис отпросилась под предлогом того, что в это же время должна присутствовать на «другом».

— На чем «другом»? — поинтересовалась мисс Броди. Она всегда с подозрением относилась к словам, в которых чуяла ересь.

— Ну, это в церкви, мисс Броди.

— Да-да, но что это за «другое»? «Другое» — прилагательное, а ты употребляешь это слово как существительное. Если ты имеешь в виду какое-то общее мероприятие, то, конечно, иди на это общее мероприятие, а мы проведем свое «общее мероприятие» с участием великой Анны Павловой, женщины, одержимой собственным призванием, при первом появлении которой на сцене все остальные танцовщики начинают казаться слонами. Ноты, конечно, можешь идти на свое мероприятие. А мы увидим, как Анна Павлова танцует «Умирающего лебедя» — это явление, принадлежащее вечности.

Весь тот семестр она пыталась склонить Юнис к тому, чтобы та стала хотя бы миссионером-первопроходцем в каком-нибудь богом забытом и опасном уголке земли, так как для мисс Броди было невыносимо думать, что кто-то из ее девочек вырастет, не посвятив себя важному предназначению. «Ты кончишь тем, что станешь вожатой скаутской дружины в каком-нибудь пригороде вроде Корсторфайна», — стращала она Юнис, которую втайне эта идея весьма привлекала, тем более что жила она именно в Корсторфайне. Семестр прошел под знаком легенд о Павловой и ее преданности призванию, о ее диких истериках и нетерпимости ко всему второразрядному. «Она закатывает скандалы кордебалету, — рассказывала мисс Броди, — но великая актриса имеет на это право. Она бегло говорит по-английски с очаровательным акцентом. А после спектакля, дома, медитирует, созерцая лебедей, которых держит у себя в усадьбе на озере».

«Сэнди, — сказала Анна Павлова, — вы единственная после меня истинно преданная искусству балерина. Ваш „Умирающий лебедь“ — совершенство, он так чувствен, а прощальное касание сцены коготками…»

«Я знаю», — ответила Сэнди (сознательно предпочитая правду ложно-скромному «О, я лишь делаю, что могу»), позволив себе расслабиться за кулисами.

Павлова понимающе кивнула и устремила взгляд, исполненный трагической тоски по родине и преданности искусству, поверх головы Сэнди.