Лучшее за год XXIV: Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - [33]

— Я не знаю, кто вы, — сказал солдат, — да мне и не важно, один призывник ничем не отличается от другого, но мне поручили ловить беглецов, и теперь у меня достаточно дезертиров. Надеюсь, вы оба доживете до утра, а потом я вас отведу обратно в Уильямс-Форд. В любом случае сегодня никто не спит. По крайней мере я не буду, ну а вы можете. Если голодны, есть немного мяса.

Никогда в жизни я еще не был менее голоден и уже хотел сказать об этом, но тут вмешался Джулиан:

— Это правда, Адам. Нас поймали. Зря ты за мной пошел.

— Вот и я так думаю.

Он многозначительно взглянул на меня и, понизив голос, спросил:

— А Сэм…

— Не шептаться! — засуетился охранник.

Но я сообразил, о чем был вопрос, и кивнул в знак того, что передал послание Джулиана, хотя это ни в коей мере не гарантировало нашего освобождения. В конце концов, все выезды из Уильямс-Форда строго охранялись, да и сам Сэм не мог ускользнуть так же незаметно, как я. Если же откроется, что Джулиан исчез, то охрану усилят, а может, и пошлют отряд на наши поиски. Человек же, поймавший нас, похоже, был обыкновенным пастухом с заданием патрулировать дороги и отлавливать беглецов. Просто он отнесся ответственно к своей работе.

Сейчас же, поймав нас, солдат ослабил бдительность, вынул деревянную трубку из кармана и принялся набивать ее, попутно стараясь поудобнее устроиться на деревянном ящике. Жесты у него по-прежнему были довольно дергаными, и, похоже, он решил расслабиться, так как заправлял явно не табак.

Наверное, резервист родился в Кентукки, так как, насколько мне известно, люди незнатного происхождения часто имеют дурную привычку курить коноплю, которая в обилии растет в этом штате. Ее там разводят для производства веревок, ткани и бумаги и как дурманящее средство, менее ядовитое, чем индейская конопля. Как говорят, мягкий дым этого растения приятен для тех, кто к нему пристрастился, хотя от него иногда наступает сонливость и сильная сухость в горле.

Джулиан, по-видимому, решил, что все это может стать полезным для нас, поэтому жестом велел мне молчать и не отвлекать резервиста от курения. Солдат набил трубку сухой растительной массой, высыпав ее из промасленного конверта, хорошенько затянулся, и вскоре не лишенный приятности дым присоединился к дыму костра, еле заметными клубами вытягиваясь в дыру на потолке.

Ночь определенно обещала быть долгой, я старался проявить терпение и не слишком много думать о Рождестве, желтом свете окон родного дома темными зимними вечерами или о мягкой кровати, в которой спал бы сейчас, если бы хоть немного обдумывал свои действия.

VII

Я начал свой рассказ, говоря, что это история о Джулиане Комстоке, но, боюсь, солгал, так как получилось, что рассказ-то в основном идет обо мне.

Но тому есть причина, а не только очевидные соблазны тщеславия и самолюбования. В то время я знал Джулиана далеко не так хорошо, как думал.

Наша дружба была по большому счету мальчишеской. Сидя в молчаливом плену руин Ландсфорда, я не мог не вспомнить все, что мы делали вместе: чтение книг, охоту в лесистых холмах к западу от Уильямс-Форда, дружеские споры обо всем, начиная от философии и людей на Луне и кончая лучшим способом насадить наживку на крючок или подтянуть подпругу. Во время наших совместных прогулок я слишком легко забывал, что Джулиан оставался аристократом с тесными связями среди могущественных людей, или то, что его отец был знаменит и как герой, и как предатель, или то, что его дядя Деклан Комсток мог строить относительно Джулиана весьма коварные планы.

Все это казалось далеким от подлинной натуры моего друга, нежной и любознательной, его склонности скорее к деятельности натуралиста, чем политика или генерала. Когда я представлял Джулиана взрослым, то воображал, как он занимается наукой или искусством: выкапывает кости какого-нибудь допотопного монстра из глины Атабаски или совершенствует кино. Он не был воинственным человеком, а мысли великих людей того времени, казалось, всецело сосредоточивались на войне.

Поэтому я позволил себе не обращать внимания на то, кем он был до приезда к нам, — наследником храброго, решительного и вероломно преданного отца, победившего бразильскую армию, но сокрушенного мельницей политических интриг. Сыном властной женщины, родившейся в могущественной семье. Да, ее власти не хватило, чтобы избавить мужа от виселицы, но достало для спасения сына, по крайней мере на время, от безумных расчетов его дяди. Он был одновременно жертвой и игроком в великих играх аристократов. И я-то забыл об этом, но вот Джулиан — нет. Эти люди создали его, и пусть он не говорил о них, но из мыслей выкинуть не мог.

Да, нередко он боялся пустяков. До сих пор помню его беспокойство, когда я описывал ему ритуалы Церкви Знаков. Иногда он плакал при виде страданий животных, когда тех не удавалось сразить первой пулей во время охоты. Но сегодня в этих руинах я сидел мрачный, с трудом борясь со слезами, а Джулиан был спокоен, решительно смотрел из-под прядей запылившихся волос, спадающих ему на лоб, и холодно, словно банковский клерк, оценивал происходящее.

Когда мы охотились, он частенько давал мне винтовку для последнего, смертельного выстрела, не доверяя собственной решимости.