Лучшее за год 2006. Научная фантастика, космический боевик, киберпанк - [334]

Будто длинное тонкое лезвие пронизало Альберов лоб, разливая в мозгу оцепенение.

— Допустим, все так, как вы говорите. И что же мне, по-вашему, делать? Сообщить в надлежащие органы? А почему бы вам не обратиться к ним самому?

— Да нет, это было бы совершенно неинтересно, — брезгливо махнул элегантной тонкопалой ладонью незнакомец. — Чересчур прямолинейно и откровенно заурядно, на мой вкус. Видите ли, я ценитель случайности, выбора и характера. Тем ближним, которые, на мой взгляд, этого заслуживают, я предоставляю возможность экзистенциальным поведением изменить их собственный мир. Вот и вы такой человек, в переломное время и в переломном месте. Можете гордиться, это редкая привилегия.

Камю попытался мыслить спокойно и рационально. Однако следующие его слова отдавали полным безумием:

— Значит, вы из будущего.

Незнакомец от души расхохотался:

— Почти угадали! Но все же не совсем. Скажем так: я живу в одном с вами арондисмане мультиверсума.

Камю задумался над услышанным, вынужденный переосмыслить само представление об устройстве вселенной. Наконец он решился на вопрос, да и тот вышел оборванным:

— И в этом мультиверсуме правит?..

— Никто. Мультиверсум ко всем нам благосклонно безразличен. Что делает наши собственные поступки еще более весомыми и восхитительными, не правда ли?

— Именно так я всегда и думал, — кивнул Камю, — но понял это лишь сейчас.

— Ну разумеется.

— Но не могли бы вы хоть намекнуть на возможные последствия? Мол, если я поступлю так-то, мой мир процветет, а если наоборот — провалится в тартарары?

Незнакомец издал раскатистый смешок:

— Я что, похож на пророка? Могу сказать одно, Альбер: в обоих случаях перемены неизбежны.

Камю с минуту поразмышлял над этим неудовлетворительным ответом, прежде чем поинтересоваться:

— У вас найдется для меня что-нибудь, если я решусь принять этот вызов?

— Естественно.

Из-под своей дырявой накидки незнакомец извлек странный пистолет, какого Камю никогда не приходилось видеть.

— Действует он очень просто. Надо нажать на этот рычажок, и всё.

— Теперь я должен побыть один, — произнес Камю, взяв пистолет.

— Отлично вас понимаю. Такие поступки подготавливаются в безмолвии сердца, подобно произведениям искусства.

Незнакомец поднялся, будто собираясь уходить. Но в последнее мгновение помедлил, обернулся и достал откуда-то книгу:

— Возьмите еще и это. Удачи вам.

В рассеянном фиолетовом свете, проникавшем на веранду из танцзала, Камю разобрал отпечатанное крупными буквами название: «Миф о Сизифе».

Имя автора он как-то уже угадал.

Когда незнакомец ушел, Камю посидел некоторое время в одиночестве на скамейке. Потом спустился на пляж и зашагал по песку на север с книгой и пистолетом.

В точном соответствии с указаниями он обнаружил среди дюн спящего. Тот лежал на боку, ладони под голову. С грохотом набегавшие на берег волны буравили череп Камю, словно безумная колыбельная. Погруженный в тень иберийский профиль спящего напомнил Альберу о его матери Катерине, хвалившейся испанскими предками; сын унаследовал ее кровь.

Камю пришло в голову, что он спокойно может развернуться и уйти и больше не думать обо всей этой сумасшедшей ночи. Его жизнь потечет по-прежнему, а любые события в окружающем мире произойдут без его, Альбера, вмешательства. Но не будет ли такое бездействие тоже своего рода выбором? У него промелькнула мысль, что выстрелить или не выстрелить — в данном случае по сути одно и то же.

Убийца пошевелился — но не проснулся. Камю крепче стиснул рукоятку пистолета. Каждый нерв в его теле гудел стальной пружиной.

Прошла секунда. Потом другая. И еще секунда. И не было способа их остановить.

От переводчика

В этом рассказе не случайно абсолютно все, от имен второстепенных персонажей до мельчайших подробностей. Да, родившийся в Алжире Камю учился не в парижской Национальной школе управления, а на историко-философском факультете университета Алжира, и открывшийся в студенческие годы туберкулез поставил крест на его карьере. Но его отец Люсьен Камю действительно воевал на Марне (и там погиб). Совершенно реален и профессор Рене-Проспер Блондло (1849–1930), «открывший» в университете Нанси пресловутые N-лучи, которые наделали в 1903 г. немало шума, но вскоре Роберт Вуд, известный американский физик и химик, доказал чисто субъективную природу наблюдавшихся Блондло явлений; эпизод с подменой призмы также имел место — хотя и, разумеется, с ровно противоположным исходом, чем описан у Ди Филиппо. Симона Гиэ, ставшая в рассказе секретаршей Камю, в действительности была его первой женой, актрисой и морфинисткой; поженились они в 1934 г., брак их продолжался меньше года. «Генерал-губернатор» Мерсо — не кто иной, как протагонист «Постороннего»; из этой же повести Камю Ди Филиппо позаимствовал ресторатора Селеста и центральный эпизод убийства спящего в дюнах араба. Существовал и дансинг Падовани, описанный Камю в автобиографическом эссе «Лето в Алжире»: «В Падовани, квартале бедноты, на взморье каждый день открыт дансинг. И в этом огромном ящике, одной стороной выходящем на море, до ночи танцует молодежь. Часто я жду здесь одной особенной минуты. Весь день окна затенены наклонными деревянными щитами. После захода солнца щиты убирают. И зал наполняется странным зеленоватым светом, который отбрасывает двойная раковина моря и неба. Когда сидишь в глубине, подальше от окон, видишь только небо, и по нему опять и опять китайскими тенями проплывают мимо лица танцующих. Порой звучит вальс, и тогда черные профили на зеленом кружат с упорством бумажных силуэтов на патефонной пластинке» (пер. Н. Галь). Ди Филиппо обильно цитирует это эссе — см., в частности, пассажи о ледяном лимонаде, приправленном настоем апельсинового цвета, и родной земле, распахнутой небу, словно рот или рана. Ну а предпоследняя реплика незнакомца — «Такие поступки подготавливаются в безмолвии сердца, подобно произведениям искусства» — это парафраз из «Мифа о Сизифе»: «Самоубийство подготавливается в безмолвии сердца, подобно Великому Деянию алхимиков» (пер. А. Руткевича).