Лучшее - [97]
Этим человеком можете стать вы. Давайте рискните, если уверены в своих силах. Не бойтесь зеленой змеи в кружке (испугаешься — и она вопьется тебе в лицо), глинистого ила, звездной пыли и безумного мира между ними.
Старая забытая ножка
Буду краток, но по делу, то есть в тему этого рассказа.
Мне было двадцать девять лет Моя жена забеременела. Когда она сообщила мне радостную новость, я:
а) пришел в экстаз;
б) вдруг начал просыпаться в три часа ночи и думать: «Чувак, ты умрешь. Наступит день, когда ты помрешь раз и навсегда». Эта мысль прочно засела в моей голове.
Не нужно быть гением психологии, чтобы понимать, откуда берутся такие мысли. С появлением нашего ребенка я становлюсь уже не самым последним звеном семейной цепи; возникнет новое звено, а я сам неизбежно упаду в разинутую пасть вечности. Нет, я буду жить в виде генов в моем ребенке, но не вечной жизнью в собственном теле. По всей видимости, до двадцати девяти лет о такой перспективе я не задумывался.
Нет, я справился. У меня замечательная дочь, и я не против того, чтобы сойти с дистанции, потому что, во-первых, участвовал в появлении дочери на свет, а во-вторых, написал несколько книг, которые, возможно, люди будут читать и после моей смерти. Так что у меня все в порядке.
Но этот всплеск осознания собственной бренности, случившийся со мной в двадцать девять лет, повторяется снова и снова, правда, чуть-чуть иначе. Я не боюсь умереть. Мне только жаль, что существовать я больше не буду. Мне нравиться жить. Жизнь — милейшая штука. Я уверен, что после смерти этот вопрос перестанет меня тревожить (ведь не тревожился же я, что не существую, до своего рождения?), но сейчас я как-то к этому не готов. Просто я так много сделал для того, чтобы обрести ощущение себя, окружающего мира, людей. Я же не смогу забрать все это с собой, верно? Вот в чем беда, скажу я вам.
Наверное, с моей стороны это эгоизм, но я не стану себя в нем винить. Возможно, перед самым концом он мне не поможет, но пока я жив, пусть будет так.
Как я уже говорил, эта моя короткая история — в тему рассказа «Старая забытая ножка». Рассказ, который и радует меня, и печалит. Радует потому, что Лафферти явно меня понимает. Печалит потому, что… ну да. Забвение ждет, верно?
Ладно. Пусть дождется (рано или поздно). Но до тех пор — я здесь, чуваки. И мне это нравится.
Джон Скальци
— Дох-доктор, к вам сфайрикос! — радостно воскликнула послушница Мойра П. Т. де С. — Настоящий сферический инопланетянин! Таких пациентов у вас еще не было, если, конечно, он не обманщик. Уверена, он отвлечет вас от мыслей… э-э-э… о грядущем великом событии. Каждому дох-доктору полезно иногда принять необычного пациента.
— Спасибо, послушница. Пригласите его, ее, четверного, пятерного или кто он там на самом деле. Вы правы, у меня пока еще не было настоящего пациента-сфайрикоса, да к тому же не обманщика. Сомневаюсь, что этот не обманщик, но в любом случае встреча с ним доставит мне удовольствие.
Сфайрикос вкатился — или втолкал себя — в клинику. Крупный экземпляр: либо взрослая особь, либо упитанный ребенок. Он перекатывал себя, выпуская и втягивая ложноножки. И еще он широко улыбался, этот большой эластичный полупрозрачный шар с быстро меняющейся окраской.
— Привет, дох-доктор, — бодро сказал он. — Во-первых, хочу поздравить вас с грядущим великим событием от себя лично и от лица моих друзей. Знайте, мы всегда рады вас поддержать. И во-вторых, у меня болезнь, которую вы, возможно, умеете лечить.
— Но сфайрикои не болеют, — заметил дох-доктор Драги, следуя врачебному долгу.
Как доктор понял, что круглое существо широко улыбается? Из-за быстро меняющихся оттенков на поверхности шара: это были цвета улыбки.
— У меня болезнь головы, а не тела, — сообщил сфайрикос.
— У сфайрикои нет голов, друг мой.
— Тогда это болезнь другого места, которое называется как-то иначе, дох-доктор. Но что-то во мне страдает. Потому я и пришел к вам, к дох-доктору. У меня болезнь в моем дохе.
— А вот это вряд ли. Сфайрикои идеально сбалансированы, у каждого внутри упорядоченная система, ваш организм сам себя регулирует, потому что наделен жизненно важной способностью решать любые проблемы и лечить любые недуги. Как ваше имя?
— Краг-шестнадцать. Это означает, что я шестнадцатый сын Крага. Шестнадцатый пятерной, конечно. Дох-доктор, у меня боль не во всем теле, а только в одной давно позабытой части.
— Но у сфайрикои нет частей тела. Вы цельные и неделимые. Вот скажите: какие у вас лично могут быть части тела?
— Я про ложноножку. Очень давно, еще в детстве, я выпустил ее и, как обычно, сразу втянул назад. Теперь она плачет, потому что хочет обрести прежнюю форму. Она всегда меня беспокоила, но в последнее время ведет себя невыносимо. Все время стонет, кричит…
— Разве не те же самые ножки используются повторно?
— Нет, не те же. Разве та же самая вода бежит в ручье мимо одного и того же дерева? Нет. Мы выпускаем ножки и втягиваем их обратно. Потом выпускаем снова, и так миллионы раз. И они никогда не те же самые. Они вообще лишены индивидуальности. Но эта кричит, чтобы ей вернули прежнюю форму, и она такая назойливая! Дох-доктор, как такое возможно? В ней нет ни одной молекулы из тех, что были в моем детстве, ничего от той ложноножки, которая давным-давно втянулась, ее частицы вошли в состав других ложноножек. А может, и частиц-то тех уже не существует! Эта ножка абсорбирована миллионы раз. Но она кричит! И не дает мне покоя!
