Лучшее - [120]

Объяснение тому, что происходит на планете медведей-воришек, было необходимо. Поскольку, как однажды сформулировал великий Реджиналд Хот: «Аномалии — это непорядок».

Вот это объяснение и приведено здесь примерно в том виде, в каком оно было записано в судовом журнале липкой и тягучей кровью.

Дни травы, дни соломы

Рассказ «Дни травы, дни соломы» впервые вышел в «Новом измерении-3», третьем выпуске антологии, которую в семидесятые годы составлял и издавал Роберт Сильверберг. Все ближе подступала не совсем понятная Новая волна фантастов, и Сильверберг ставил перед собой задачу расслышать в общем шуме новые голоса, увидеть новые свежие подходы к созданию научной фантастики и фэнтези. Проза Лафферти была представлена во всех четырех первых выпусках антологии.

В ту книгу, где был опубликован рассказ «Дни травы, дни соломы», вошли еще два рассказа, позже ставшие знаменитыми: награжденная премией «Хьюго» классическая притча «Уходящие из Орнеласа» Усулы Ле Гуин и «Девушка, которую подключили» Джеймса Типтри младшего (конечно, очень быстро открылось, что Типтри — псевдоним писательницы Элис Шелдон). Оба рассказа в следующие десятилетия печатались еще много раз, а рассказ Лафферти — несмотря на то, что сегодня поклонники писателя считают его одним из лучших и поразительно провидческим — был напечатан только однажды в сборнике его собственных произведений. Тем не менее, рассказ перевели на нидерландский язык, и он даже вдохновил певца Спинвиса (настоящее имя Эрик де Йонг) написать в 2004 песню «Dagen van gras, dagen van stro» (это буквальный перевод названия рассказа). Текст песни очень отдаленно связан с рассказом Лафферти, но смысл в том, что лучшие его истории, пусть и не известные массовому читателю, находят неординарные пути в искусстве и культуре и оставляют за собой след.

Сам рассказ некоторые из читателей считают довольно сложным для восприятия. В первых же предложениях улица города превращается в грунтовую дорогу, затем в пешеходный путь, затем в тропинку. Главный герой Кристофер оказывается посреди доурбанистического и доиндустриального ландшафта, напоминающего пейзажи из легенд коренных американцев или народных сказок Оклахомы. Даже его собственное имя звучит непривычно, вокруг полузнакомые люди и непонятная местность — все сильно напоминает традиционный воображаемый пейзаж из прошлого. Тем не менее Кристофер чувствует себя обновленным и свежим, как будто «мир наполнился новыми жизненными соками». «Все как-то странно, — замечает он. (И эти слова, скорее всего, произносят про себя все, кто читает Лафферти впервые). — Все как-то не так».

Наконец мы узнаем, что Кристофер попал не в воображаемый мир, а в другое время — в «день травы», один из «особенных дней, не похожих на обычные». Обычные дни называются «дни соломы». Особенные дни не значатся в календарях и вообще не существуют в истории, но они достаются дорогой ценой пророкам и молящимся — те вступают в борьбу с Богом, чтобы заслужить такой день. В разных странах эти «пышные дни, полные радости и смерти, бурлящие восторгом и кипящие кровью» называются по-разному: они могут длиться целый сезон. «Никто точно не помнит, что происходило в это время», но времени этому даются имена тускловатые, вроде «бабьего лета». Лафферти обладал удивительной способностью видеть более живой и, возможно, более опасный мир, находящийся за рамками нашего мира, но каким-то образом спрятанный в нем. Эта тема часто повторяется в его прозе.

Гэри К. Вулф

1

Туман в углах, туман в голове:

День серый разбит, кровь течет по траве.

Генри Барабан «Баллады»

Кристофер Фокс шел по улице города. Хотя нет, это была городская дорога. Даже городская тропинка. Он шел в тумане, но туман был не снаружи, а у него в голове. Все как-то странно. Все как-то не так.

Взять, например, океаны травы. Разве возможно, чтобы посреди большого, шумного (а именно такой он и был) города, прямо на главной улице колыхалась высокая трава? Что это: отголоски эха и тени или все-таки реальные звуки и предметы? Кристофер чувствовал, что ему как будто протерли глазные яблоки каким-то волшебным очищающим составом. Как будто ему была дарована свыше новая способность слышать звуки и различать запахи. Как будто обновилось все его тело, и он дышит совсем другим воздухом. Что же произошло? Почему мир вдруг наполнился новыми жизненными соками?

Кристофер не мог вспомнить, какое сегодня число, не мог понять, который час. День серый, но не унылый, а переливающийся и жемчужный — воздух и вода источают сияние. Жемчужно-серый день с яркой алой подсветкой. Как белка, которую подстрелили, и вот теперь внутри и вокруг нее, умирающей, мерцает алая кровь. Да, во всем чувствовалось легкое, приятное прикосновение смерти, кровавой смерти. И еще полнокровной жизни.

Даже собственное имя звучало для Кристофера по-другому. Он не знал, что это за город. Никогда он не видел города, в котором витрины магазинов трепещут на ветру. Вот они взлетают, развеваются, как ткань. Сворачиваются и разворачиваются, но не разбиваются. Город, как будто нарисованный на нежной замше, но куда более реальный, чем города, сделанные из цемента и камня.