Лучше воздержаться - [14]

Он успел вскрикнуть, увидев устремившееся к нему яркое сияние.

Смерть наступила мгновенно.

Айзек Азимов «…Лучше воздержаться» 3

Вид показался Карлу Фрэнтору чертовски мрачным. Низкие тучи сыпали нудным моросящим дождем, кругом простиралась похожая на резиновую тоскливо-бурая растительность. Над головой с жалобным писком то и дело появлялись птицы, носившиеся какими-то скачками, будто играющие в «классики» дети.

Карл повернул голову и посмотрел на крошечный купол Афродополиса, самого крупного города на Венере.

— Боже, — пробормотал он, — даже под этим куполом лучше, чем в жутком мире здесь, снаружи. — Он поплотнее закутался в пальто из прорезиненной ткани. — Как я рад, что снова вернусь на Землю.

Он повернулся к Энтилу, венерианцу.

— Скоро мы доберемся до руин, Энтил?

Ответа не последовало, и Карл заметил слезу, скатившуюся по зеленой морщинистой щеке венерианца. Еще одна блеснула в огромных, как у лемура, невероятно красивых глазах.

Голос землянина смягчился:

— Прости, Энтил, у меня и в мыслях не было ругать Венеру.

Энтил обратил к Карлу зеленое лицо.

— Ты тут ни при чем, друг мой. Естественно, в чуждом мире тебе трудно найти что-либо, достойное восхищения. А вот я люблю Венеру, а плачу потому, что меня переполняет ее красота.

Говорил он бегло, хотя голосовые связки, не приспособленные для грубых звуков, несколько искажали слова.

— Я знаю, тебе этого не понять, — продолжал Энтил, — но для меня Венера — рай, благословенная страна, даже и не знаю, как выразить свои чувства к ней.

— Однако кое-кто утверждает, будто любить способны только земляне. — Карл глубоко и искренне сочувствовал Энтилу.

Венерианец грустно покачал головой.

— Ваши люди отказывают нам не только в способности чувствовать, но и во многом другом.

Карл поспешно переменил тему разговора:

— Скажи, Энтил, неужели Венера не кажется мрачной даже тебе? Ведь ты побывал на Земле и должен бы знать. Разве можно сравнивать этот неизменный коричнево-серый цвет с живыми, теплыми красками Земли?

— Для меня Венера гораздо красивее. Не забывай: мое восприятие цвета разительно отличается от твоего4. Как мне передать красоту и богатство оттенков, которыми изобилует наш ландшафт? — Он умолк, предавшись созерцанию чудес, о которых говорил, тогда как взору землянина открывалось лишь мертвое, наводящее тоску серое.

— Когда-нибудь, — в голосе Энтила чувствовался налет мечтательности, — Венера снова будет принадлежать венерианцам. Земляне уже не будут править нами, мы вернем себе славу наших предков.

Карл засмеялся:

— Брось, Энтил, сейчас ты рассуждаешь как член Зеленых Банд, которые доставляют столько беспокойства правительству. Я полагал, ты не веришь в насилие.

— Не верю, Карл. — Глаза Энтила стали серьезными, в них появился испуг. — Да вот только экстремисты набирают силу, и я опасаюсь худшего. А если… если вспыхнет открытое восстание против Земли, я просто обязан буду присоединиться к нему.

— Но ты же расходишься с ними во взглядах.

— Да, разумеется. — Он пожал плечами — жест, которому научился у землян. — Насилием ничего не добиться. Вас пять миллиардов, а нас едва наберется и сто миллионов. У вас ресурсы и оружие, а у нас — ничего. Эта затея обречена на провал, но даже если вы и победите, вам в качестве трофея достанется столько ненависти, что миру между нашими двумя планетами уже никогда не бывать.

— Тогда зачем же тебе присоединяться к ним?

— Я венерианец. Землянин снова рассмеялся:

— Патриотизм, похоже, столь же иррационален на Венере, как и на Земле. Но полно, пошли дальше. Когда же мы придем к руинам вашего древнего города?

— Да уж почти пришли, — ответил Энтил, — осталось чуть больше земной мили. Только не забывай, что ты не должен ничего трогать. Руины Аш-таз-зора священны для нас как единственное, что осталось от тех времен, когда и мы были великой расой, не выродившейся до своего теперешнего состояния.

Они молча побрели дальше, с трудом шагая по мягкому грунту, увертываясь от извивающихся корней змеиного дерева и обходя стороной попадавшиеся иногда кусты кувыркающегося винограда.

Разговор возобновил Энтил.

— Бедная Венера. — Его тихий задумчивый голос был исполнен грусти. — Земляне пришли сюда пятьдесят лет назад, суля нам мир и изобилие, и мы поверили. Мы показали им наши изумрудные копи и растения джу-джу, и их глаза загорелись вожделением. Их прилетало все больше и больше, они держались все надменнее, и вот…

— Ничего не поделаешь, Энтил, — сказал Карл. — Но ты и впрямь слишком переживаешь.

— Ничего себе слишком! А право голоса? Есть оно у нас? Представлены мы хоть как-то в Венерианском Провинциальном Конгрессе? Разве нет законов, запрещающих венерианцам ездить в одних стратокарах с землянами, питаться с ними в одном отеле или жить с ними в одном доме? Или, может, не для нас закрыты все колледжи? Разве не земляне захватили лучшие и самые плодородные почвы планеты? Есть ли вообще хоть какие-то права, которыми земляне разрешают нам пользоваться на нашей собственной планете?

— Все, что ты говоришь, истинная правда, и я это осуждаю. Некогда подобное отношение к так называемым низшим расам имело место и на Земле, однако со временем все ограничения в правах были устранены и сейчас там царит полное равенство. Не забывай и о том, что просвещенные люди Земли на вашей стороне. Разве, к примеру, я выказывал хоть когда-нибудь какие-либо предрассудки в отношении венерианцев?