Лучше только дома - [88]

Очередь была длинной, ждать пришлось долго. Но если я чему-то и научилась, так это коротать время в очередях, — по крайней мере, обстановка в приемной была мирной. Одни пациентки невозмутимо листали выцветшие номера «Женского мира» пятидесятых годов, другие изучали от корки до корки информационные брошюры, а их спутники беспокойно ерзали. Все вокруг выглядели усталыми и потрепанными жизнью. Я принялась соединять воображаемой чертой точки на линолеуме с причудливым рисунком, а потом присмотрелась и поняла, что это не рисунок, а просто грязь. Женский туалет был закрыт, ближайший работающий располагался двумя этажами ниже. Ждать лифт было бесполезно — так недолго и очередь пропустить.

В конце концов вызвали меня:

— Дороти Дэвис!

После долгих раздумий я решила назваться девичьей фамилией: кто знает, что будет дальше? А если Алекс потребует развода? Как он пройдет? Сумеем ли мы мирно договориться об опеке над детьми? А если суд сочтет, что в матери я не гожусь? И Алекс начнет встречаться с Джессикой? Или уже встречается, и в этом виновата только я? Под аккомпанемент этих пугающих мыслей я зашла за потрепанную штору и начала расстегивать рубашку.

Меня приняла толстуха средних лет с плохо прокрашенными волосами ядовито-апельсинового оттенка, которым она, видимо, пыталась замаскировать седину. От нее по-старушечьи пахло тальком, по сравнению с ней сестра Ратчетт казалась милой и заботливой. Табличка на белом халате сообщала, что сестру зовут Джой. От холодного геля я вздрогнула. В почти враждебном молчании монитор щелкнул и пробудился к жизни, демонстрируя мышцы и артерии. Казалось, мы нырнули глубоко на дно и теперь искали потерянные сокровища в серой тени, в тишине, где слышался только усиленный динамиками стук пульсирующего сердца.

Из приемной послышался шум. Кто-то кричал за дверью кабинета, потом открылась дверь и я услышала собственную фамилию:

— Дороти, ее зовут Дороти Найт!

— Пациентки с такой фамилией здесь нет, сэр. Будьте любезны подождать за дверью.

— Я точно знаю, что она где-то здесь. Я должен ее увидеть.

Голос Алекса. Но как?! Как, черт возьми, он меня нашел?

— Мама, мама, ты здесь? — зазвенели два детских голоска. Я встревоженно взглянула на сестру.

— Они с вами? — спросила она с таким видом, будто уже догадывалась, что со мной хлопот не оберешься.

— Да, — робко отозвалась я, понятия не имея, как буду объясняться с Алексом. Я хотела поговорить с ним — но не здесь, не так, не сейчас.

Штора отодвинулась.

— Идите сюда, — рявкнула сестра на оторопевшего Алекса. — Но ведите себя прилично, — скомандовала она не столько детям, сколько моему мужу.

Они робко зашли за штору. Сказать, что Алекс выглядел встревоженно, значит не сказать ничего.

— Что за?.. — начал он, но его перебила сестра.

— Вот, смотрите. Все в полном порядке. Головку видите? А это пуповина. Кажется, он сосет большой палец.

Я навсегда запомню, как впервые увидела этого малыша. Удивительно, каким отчетливым получилось изображение на одиннадцатой неделе. Все молчали, пока Дейзи не спросила:

— А чего все смотрят?

На экране она видела только мешанину мерцающих темных и серых пятен, которая ей ровным счетом ничего не говорила. Матильда пыталась сообразить, в чем дело, склоняя головку то на один, то на другой бок.

— Это малыш? — недоверчиво спросила она.

— Да, — сказала я. — У меня в животике. Чудо, правда?

Алекс безвольно осел на пластмассовый стул, предназначенный специально для присутствующих мужей. Дейзи обошла вокруг кушетки и потянулась к кнопкам на мониторе.

Матильда засмеялась.

— Это она каналы переключает. А можно посмотреть «Твинисов»? — спросила Матильда у толстухи.

Та взглянула на нее, как на назойливую грязную мошку, которую надо немедленно прихлопнуть.

— Почему ты мне не сказала? — еле слышно выговорил Алекс.

— Как? Мы же не разговаривали.

— А письма? Могла бы намекнуть в письме.

— Алекс, ну каким образом? Я вообще ничего не собиралась тебе говорить. Я хотела, чтобы ты вернулся, потому что любишь меня, а не потому, что у меня будет ребенок.

Он задумался, но вдруг тень сомнения омрачила его такое знакомое лицо. Я и без объяснений поняла, о чем он сейчас думает. Гадает, от него ли ребенок. На минуту я лишилась дара речи. Меня будто двинули кулаком в живот, да так, что я враз задохнулась. Медсестра и бровью не повела. Таких сцен она давно насмотрелась, а укоризненный взгляд Алекса подтвердил ее гипотезу: в ее глазах я определенно была гулящей особой. Мой шок вылился в ярость.

— Господи, да как ты можешь? Я же тебе говорила: с Люком у меня ничего не было. Мы только целовались. И не более! Неужели ты считаешь, что я способна изменить тебе? Плохо же ты меня знаешь!.. Ладно, уходи. Нечего тут злорадствовать. О нас не беспокойся, проживем. Справлялись раньше — справимся и теперь. Убирайся отсюда.

В кабинете по-прежнему раздавался стук сердечка неродившегося ребенка — напоминание о том, что поставлено на карту. Сестра пощелкала кнопками, настраивая резкость изображения, и начала проводить замеры. Наша драма была ей до лампочки. Алекс встал.

«Не уходи! Пожалуйста, не надо!» — мысленно взмолилась я, глядя, как он направился к шторе. И наконец, одержав победу над уязвленным самолюбием, окликнула: