Лучше для мужчины нет - [81]

Шрифт
Интервал

с таким совершенством, с таким чувством ритма и с такой выразительностью, что все просто рты пооткрывали. Я посмотрел на Катерину и увидел, как она кусает губы, пытаясь сдержать слезы; она улыбалась мне с такой любовью и гордостью, что мне захотелось немедленно взмыть к потолку.

Вернулся оркестр, и я закружил Милли, а потом она изо всех сил обхватила меня руками за шею, и мне захотелось, чтобы она навсегда осталась маленькой, я бы с ней танцевал, а она обнимала бы меня с безоглядным доверием и любовью. Ночь мы провели в шикарной гостинице – все пятеро в одной комнате, а утром я проснулся от детского шума. Дети запрыгнули к нам на кровать, забрались под одеяло, мы спросонья включили телевизор и попробовали не свалиться на пол. А по телеку пошла реклама бритв "Жиллетт", мужик пропел "Лучше для мужчины нет", а я рассмеялся про себя и подумал: "Спасибо, у меня уже есть". Я рассказал Катерине про этот лозунг и про то, как я однажды сделал его собственным руководством к действию. Она же сказала, что для нее эта фраза всегда имела совсем другое значение. Катерина, оказывается, всегда слышала: "Лучшее, чем мужчина может стать", и ее нисколько не интересовало, что он при этом может получить, заграбастать, поиметь.

Возможно, Катерина смотрела на меня, но все же одним глазом она поглядывала на экран – вдруг пойдет реклама, в которой она снялась. Это было еще одним следствием событий, случившихся в день рождения Генри. То, что я безоговорочно поверил в горестное признание Катерины, в ее натуральные слезы, позже напомнило мне, сколь классная она актриса. И после моих уговоров она связалась со своим прежним агентом, снова стала бегать на прослушивания и вскоре получила небольшую роль в отвратительном комедийном сериале. Ее актерский дар вырвался из-под спуда, и сценарист даже спросил Катерину, уж не думает ли она, что в сценарии есть что-то смешное. Платили ей просто возмутительно – так много я не зарабатывал никогда.

И когда Катерина убегала из дома, все заботы о детях ложились на меня. Ее не было дома с раннего утра до позднего вечера, а иногда съемки затягивались и на всю ночь. Тогда я оставался с детьми один на два дня подряд. И мне приходилось смотреть за ними днем и ночью. Одевать их, кормить завтраком, мешать Милли и Альфи бросаться друг в друга мокрыми кукурузными хлопьями, и при этом менять подгузник Генри, одеваться, чистя детям зубы, затем всовывать их в пальто и перчатки, к девяти часам бежать с Милли в детский сад, толкая перед собой коляску с Альфи и Генри. И при этом поддерживать в доме атмосферу дружелюбной гармонии.

Все ждали, что я признаюсь, будто круглосуточная забота о детях – самое замечательное времяпрепровождение. Так вот – это самая тяжкая повинность, которую мне когда-либо доводилось испытать. И ничто не изменит моего мнения – маленькие дети нагоняют смертную скуку. Но теперь я знал, что дети и семья – тяжелый труд. Ведь стоящее никогда не достается легко. В этом и заключается разница между моими рекламными мелодиями и Девятой симфонией Бетховена.

Реклама с Катериной так и не появилась, поэтому она удалилась утешаться в гостиничную сауну, а я потащился во двор выгуливать детей. Потом она предложила мне побыть одному и порезвиться в спортзале. Я обрадовался, но вскоре выяснил, что резвиться в одиночку не очень интересно. Но мне было все равно – ведь главное, что у нас с Катериной полное доверие, и мы всегда говорим друг другу правду.

Я расплатился за гостиницу, портье поблагодарил нас, а потом, словно что-то вспомнив, крикнул нам вслед: "До скорой встречи, миссис Адамс". Когда мы спускались по лестнице, я спросил, что он имел в виду. А Катерина захохотала. Оказалось, ее съемки никогда не затягивались допоздна. Просто те ночи она проводила в таких вот роскошных гостиницах.


Еще от автора Джон О'Фаррелл
Это твоя жизнь

Джимми Конвей всегда мечтал стать знаменитым, богатым и удачливым. В детстве он даже писал письма — самому себе, но только повзрослевшему — о том, как полагается вести себя истинной звезде. И вот эти письма дошли до Джимми — ему уже тридцать пять, и ни славой, ни богатством он похвастать не может. И никаких перемен в своей жизни Джимми не ждет. Но однажды судьба подкидывает ему роскошный шанс. Как-то вечером, выгуливая собаку, Джимми перекинулся парой слов со знаменитым комиком Билли Скривенсом, а на следующее утро выяснилось, что Билли умер.


Мужчина, который забыл свою жену

Жил на свете обыкновенной человек, были у него работа, жена, двое детей, друзья и немало проблем. Словом, всё как у всех. Но однажды он ехал в метро по обычным своим делам, посмотрел в окно и вдруг понял, что не знает, где он и куда едет, не знает, как его зовут, не знает, кто он такой. Вот так здорового мужчину средних лет поразила амнезия. Правда, забыл он исключительно то, что было связано лично с ним. И вот лежит он в больнице и гадает, а хороший ли он был человек или так себе, и была ли у него семья, а если была, то отчего же они не ищут его.


Рекомендуем почитать
Жар под золой

Макс фон дер Грюн — известный западногерманский писатель. В центре его романа — потерявший работу каменщик Лотар Штайнгрубер, его семья и друзья. Они борются против мошенников-предпринимателей, против обюрократившихся деятелей социал-демократической партии, разоблачают явных и тайных неонацистов. Герои испытывают острое чувство несовместимости истинно человеческих устремлений с нормами «общества потребления».


Год змеи

Проза Азада Авликулова привлекает прежде всего страстной приверженностью к проблематике сегодняшнего дня. Журналист районной газеты, часто выступавший с критическими материалами, назначается директором совхоза. О том, какую перестройку он ведет в хозяйстве, о борьбе с приписками и очковтирательством, о тех, кто стал помогать ему, видя в деятельности нового директора пути подъема экономики и культуры совхоза — роман «Год змеи».Не менее актуальны роман «Ночь перед закатом» и две повести, вошедшие в книгу.


Записки лжесвидетеля

Ростислав Борисович Евдокимов (1950—2011) литератор, историк, политический и общественный деятель, член ПЕН-клуба, политзаключённый (1982—1987). В книге представлены его проза, мемуары, в которых рассказывается о последних политических лагерях СССР, статьи на различные темы. Кроме того, в книге помещены работы Евдокимова по истории, которые написаны для широкого круга читателей, в т.ч. для юношества.


Монстр памяти

Молодого израильского историка Мемориальный комплекс Яд Вашем командирует в Польшу – сопровождать в качестве гида делегации чиновников, группы школьников, студентов, солдат в бывших лагерях смерти Аушвиц, Треблинка, Собибор, Майданек… Он тщательно готовил себя к этой работе. Знал, что главное для человека на его месте – не позволить ужасам прошлого вторгнуться в твою жизнь. Был уверен, что справится. Но переоценил свои силы… В этой книге Ишай Сарид бросает читателю вызов, предлагая задуматься над тем, чем мы обычно предпочитаем себя не тревожить.


Похмелье

Я и сам до конца не знаю, о чем эта книга. Но мне очень хочется верить, что она не про алкоголь. Тем более хочется верить, что она совсем не про общепит. Мне кажется, что эта книга про тех и для тех, кто всеми силами пытается найти свое место. Для тех, кому сейчас грустно или очень грустно было когда-то. Мне кажется, что эта книга про многих из нас.Содержит нецензурную брань.


Птенец

Сюрреалистический рассказ, в котором главные герои – мысли – обретают видимость и осязаемость.


С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Мы с королевой

Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.


Гиппопотам

Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.


Тайный дневник Адриана Моула

Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.