Лучше для мужчины нет - [52]

Шрифт
Интервал

Для Катерины эта ночь не отличалась от остальных, но для меня привычный распорядок рухнул. Я чувствовал разочарование и отупение, словно весь вечер бросал монетки в игральный автомат, продулся в пух и прах и ушел с пустыми карманами, недоумевая, откуда такая опустошенность в душе. Я лег спать и, в последний раз бросив взгляд на фотографию Катерины с детьми, которую недавно пристроил рядом с кроватью, выключил свет.

Я лежал в постели и силился сообразить, как клятвенное обещание быть дома пораньше обернулось покаянным письмом с рожицей.

Мои соседи в чем-то сродни компьютерной игре – пока не сотрешь ее, устоять невозможно. Обретя решимость прекратить впустую растрачивать время, я недавно уничтожил на своем компьютере и "Сапера", и "Тетрис", и "Пасьянс" – безжалостно стер все до единой игры. И теперь тратил в два раза больше времени, снова загружая игры, а потом стирая их. Ну почему я такой слабовольный? Почему не могу устоять перед искушением, почему вечно отвлекаюсь на бездумные занятия? И почему, играя в "Сапера", я неизменно подрываюсь в самом конце?

Я чувствовал себя мужчиной, у которого роман на стороне; в моем случае роман был не с юной девушкой, а с юной версией себя самого. Подобно тому, как некоторые мужчины вскоре после свадьбы начинают встречаться с прежними подружками, я встречался с двадцатилетним Майклом Адамсом. Он позволил мне ощутить себя молодым, он понимал все мои проблемы. И у нас все еще было много общего, мы по-прежнему любили одинаковые вещи. И лишь когда я упоминал жену и детей, юный Майк Адамс напрягался и злился. Он не хотел о них ничего знать, он втайне надеялся, что занимает главное место в моей жизни, что именно с ним я связываю свое будущее. И как это водится с любовными приключениями, невинная интрижка переросла в надрывный роман. Я бы и рад покончить с ним, но слишком уж глубоко в нем завяз. Я пытался внушить безответственной и беззаботной версии самого себя: "Давай останемся друзьями", твердил ему: "Давай встречаться пореже", – но он не желал отпускать меня на свободу. Я говорил ему, что с нежностью вспоминаю наши встречи, что вместе с юным Майклом сам становлюсь беззаботней, но чувство вины гложет меня все сильнее, и я больше не могу жить в атмосфере умолчания и вранья…

Я выбрался из постели и включил свет. И принялся писать: о том, как я много лет обманывал Катерину; о том, что ощущал себя непричастным, когда рождались дети; о том, что чувствовал себя лишним, без спросу вмешиваясь в любовный роман между Катериной и детьми. Поначалу в этих записях я обращался к самому себе, но чем дольше писал, тем сильнее хотелось с кем-то поделиться. И моя исповедь превратилась в длинное письмо к отцу. Я никогда не обсуждал с отцом личные вопросы; не такие у нас с ним отношения. Но я ни с кем ничего не обсуждал. По крайней мере, отец в любом случае окажется на моей стороне. Когда у тебя любовная связь, то лучше всего обсудить ее с тем, кто и сам не безгрешен.

Я вспомнил те дни, когда мама с отцом расстались. Поскольку тогда я был совсем маленьким, то, наверное, большую часть событий воссоздал у себя в голове, восстановил память, так сказать, цифровым способом. Как бы ни было, в мозгу ярко запечатлелась картина: мама и папа кричат друг на друга, а затем папа прыгает в машину и уносится прочь, задев за столбик ворот. О годах, последовавших за разводом, у меня сохранились более четкие воспоминания: родители с ледяными лицами передают меня из рук в руки, словно шпиона на границе Западной и Восточной Германии. Многие годы я проводил будние дни с матерью, а выходные – с отцом, играя на пианино и убивая время в бездушной холостяцкой берлоге. И вот, повзрослев, я воспроизвел эту двойную жизнь.

Мама твердила, что желает только одного – чтобы я был счастлив, – и неизменно заливалась слезами, которые не слишком приближали меня к счастью. Через пару лет мама завела особого друга, которого звали Кит. Это был приходяще-ночлежный друг. У мамы с Китом были странные отношения. В сумерках они гуляли по саду, и Кит делал вид, будто интересуется мамиными цветочками. А потом мама готовила еду, Кит ел и оставался на ночь. Меня же больше всего интересовало: носит ли он и под пижамой свой дурацкий шейный платок. Они в одно и то же время отправлялись спать, через двадцать минут вставали и шли в туалет. В туалет они ходили часто. Я лежал в кровати и слушал, как топают по лестничной площадке и раз за разом спускают воду. Я спрашивал себя: может, у Кита в доме нет туалета, и, оставаясь у нас, он оттягивается по максимуму?

Лишь много позже я понял, чем они там занимаются, и меня ужаснула сама мысль о том, что моя мать увлекается сексом. Когда же мне объяснили, что родители должны были вступить в половое сношение, чтобы меня зачать, я испытал глубочайшее отвращение.

– Но тогда бы тебя не было на свете, – сказал мой друг.

– Ну и отлично. Все лучше, чем это .

Через год-другой воду в туалете стали спускать реже, но шум бачка сменился криками. Меня всегда рано укладывали спать – мама с Китом не могли дождаться, когда останутся вдвоем и смогут всласть полаяться.


Еще от автора Джон О'Фаррелл
Мужчина, который забыл свою жену

Жил на свете обыкновенной человек, были у него работа, жена, двое детей, друзья и немало проблем. Словом, всё как у всех. Но однажды он ехал в метро по обычным своим делам, посмотрел в окно и вдруг понял, что не знает, где он и куда едет, не знает, как его зовут, не знает, кто он такой. Вот так здорового мужчину средних лет поразила амнезия. Правда, забыл он исключительно то, что было связано лично с ним. И вот лежит он в больнице и гадает, а хороший ли он был человек или так себе, и была ли у него семья, а если была, то отчего же они не ищут его.


Это твоя жизнь

Джимми Конвей всегда мечтал стать знаменитым, богатым и удачливым. В детстве он даже писал письма — самому себе, но только повзрослевшему — о том, как полагается вести себя истинной звезде. И вот эти письма дошли до Джимми — ему уже тридцать пять, и ни славой, ни богатством он похвастать не может. И никаких перемен в своей жизни Джимми не ждет. Но однажды судьба подкидывает ему роскошный шанс. Как-то вечером, выгуливая собаку, Джимми перекинулся парой слов со знаменитым комиком Билли Скривенсом, а на следующее утро выяснилось, что Билли умер.


Рекомендуем почитать
Скучаю по тебе

Если бы у каждого человека был световой датчик, то, глядя на Землю с неба, можно было бы увидеть, что с некоторыми людьми мы почему-то все время пересекаемся… Тесс и Гус живут каждый своей жизнью. Они и не подозревают, что уже столько лет ходят рядом друг с другом. Кажется, еще доля секунды — и долгожданная встреча состоится, но судьба снова рвет планы в клочья… Неужели она просто забавляется, играя жизнями людей, и Тесс и Гус так никогда и не встретятся?


Сердце в опилках

События в книге происходят в 80-х годах прошлого столетия, в эпоху, когда Советский цирк по праву считался лучшим в мире. Когда цирковое искусство было любимо и уважаемо, овеяно романтикой путешествий, окружено магией загадочности. В то время цирковые традиции были незыблемыми, манежи опилочными, а люди цирка считались единой семьёй. Вот в этот таинственный мир неожиданно для себя и попадает главный герой повести «Сердце в опилках» Пашка Жарких. Он пришёл сюда, как ему казалось ненадолго, но остался навсегда…В книге ярко и правдиво описываются характеры участников повествования, быт и условия, в которых они жили и трудились, их взаимоотношения, желания и эмоции.


Шаги по осени считая…

Светлая и задумчивая книга новелл. Каждая страница – как осенний лист. Яркие, живые образы открывают читателю трепетную суть человеческой души…«…Мир неожиданно подарил новые краски, незнакомые ощущения. Извилистые улочки, кривоколенные переулки старой Москвы закружили, заплутали, захороводили в этой Осени. Зашуршали выщербленные тротуары порыжевшей листвой. Парки чистыми блокнотами распахнули свои объятия. Падающие листья смешались с исписанными листами…»Кулаков Владимир Александрович – жонглёр, заслуженный артист России.


Страх

Повесть опубликована в журнале «Грани», № 118, 1980 г.


В Советском Союзе не было аддерола

Ольга Брейнингер родилась в Казахстане в 1987 году. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького и магистратуру Оксфордского университета. Живет в Бостоне (США), пишет докторскую диссертацию и преподает в Гарвардском университете. Публиковалась в журналах «Октябрь», «Дружба народов», «Новое Литературное обозрение». Дебютный роман «В Советском Союзе не было аддерола» вызвал горячие споры и попал в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга».Героиня романа – молодая женщина родом из СССР, докторант Гарварда, – участвует в «эксперименте века» по программированию личности.


Времена и люди

Действие книги известного болгарского прозаика Кирилла Апостолова развивается неторопливо, многопланово. Внимание автора сосредоточено на воссоздании жизни Болгарии шестидесятых годов, когда и в нашей стране, и в братских странах, строящих социализм, наметились черты перестройки.Проблемы, исследуемые писателем, актуальны и сейчас: это и способы управления социалистическим хозяйством, и роль председателя в сельском трудовом коллективе, и поиски нового подхода к решению нравственных проблем.Природа в произведениях К. Апостолова — не пейзажный фон, а та материя, из которой произрастают люди, из которой они черпают силу и красоту.


С кем бы побегать

По улицам Иерусалима бежит большая собака, а за нею несется шестнадцатилетний Асаф, застенчивый и неловкий подросток, летние каникулы которого до этого дня были испорчены тоскливой работой в мэрии. Но после того как ему поручили отыскать хозяина потерявшейся собаки, жизнь его кардинально изменилась — в нее ворвалось настоящее приключение.В поисках своего хозяина Динка приведет его в греческий монастырь, где обитает лишь одна-единственная монахиня, не выходившая на улицу уже пятьдесят лет; в заброшенную арабскую деревню, ставшую последним прибежищем несчастных русских беспризорников; к удивительному озеру в пустыне…По тем же иерусалимским улицам бродит странная девушка, с обритым наголо черепом и неземной красоты голосом.


Мы с королевой

Если обыкновенного человека переселить в трущобный район, лишив пусть скромного, но достатка, то человек, конечно расстроится. Но не так сильно, как королевское семейство, которое однажды оказалось в жалком домишке с тараканами в щелях, плесенью на стенах и сажей на потолке. Именно туда занесла английских правителей фантазия Сью Таунсенд. И вот английская королева стоит в очереди за костями, принц Чарльз томится в каталажке, принцесса Анна принимает ухаживания шофера, принцесса Диана увлеченно подражает трущобным модницам, а королева-мать заводит нежную дружбу с нищей старухой.Проблемы наваливаются на королевское семейство со всех сторон: как справиться со шнурками на башмаках; как варить суп; что делать с мерзкими насекомыми; чем кормить озверевшего от голода пса и как включить газ, чтобы разжечь убогий камин...Наверное, ни один писатель, кроме Сью Таунсенд, не смог бы разрушить британскую монархию с таким остроумием и описать злоключения королевской семьи так насмешливо и сочувственно.


Гиппопотам

Тед Уоллис по прозвищу Гиппопотам – стареющий развратник, законченный циник и выпивоха, готовый продать душу за бутылку дорогого виски. Некогда он был поэтом и подавал большие надежды, ныне же безжалостно вышвырнут из газеты за очередную оскорбительную выходку. Но именно Теда, скандалиста и горького пьяницу, крестница Джейн, умирающая от рака, просит провести негласное расследование в аристократической усадьбе, принадлежащей его школьному приятелю. Тед соглашается – заинтригованный как щедрой оплатой, так и запасами виски, которыми славен старый дом.


Тайный дневник Адриана Моула

Жизнь непроста, когда тебе 13 лет, – особенно если на подбородке вскочил вулканический прыщ, ты не можешь решить, с кем из безалаберных родителей жить дальше, за углом школы тебя подстерегает злобный хулиган, ты не знаешь, кем стать – сельским ветеринаромили великим писателем, прекрасная одноклассница Пандора не посмотрела сегодня в твою сторону, а вечером нужно идти стричь ногти старому сварливому инвалиду...Адриан Моул, придуманный английской писательницей Сью Таунсенд, приобрел в литературном мире славу не меньшую, чем у Робинзона Крузо, а его имя стало нарицательным.