Лучшая подруга - [4]

И мой нынешний поступок, пусть глупый, садистский, больной на всю мою свежевыкрашенную голову, был лишь истерическим протестом против нас обеих: зажравшейся и закомплексовавшейся!

Но…

…когда чужой муж лезет на твой балкон, как Ромео, и (между прочим) падает перед тобой на колени, а подруга, которой ты так долго завидовала (теперь я признаюсь в этом честно), воет в это время за стеной, как вдова на луну, — это существенно меняет дело.

Моя самооценка росла, словно репей после дождя, буйно и с размахом, расцветая бесчисленными колючкам. Окрылённая последними событиями, я даже сшила себе новые брюки и, съездив на свою бывшую работу, выгрызла у начальника все причитающиеся мне деньги. Он отбивался, но не долго. Брюки мне очень шли. Я носила их с блузкой, которую несколько лет мариновала в шкафу, не зная с чем надеть. Мужчины на улице оборачивались мне вслед. Была весна…

А звонки в мою дверь все продолжались и продолжались, отчаянные, как сигналы «SOS».

Ровно через неделю я сжалилась (над своим звонком) и пошла открывать.

На коврике возле двери снова спал сосед дядя Коля. И, думаю, моё появление в новых белых брюках и вызывающем топике с мужчиной в ногах и вьющимся белым сиянием на голове выглядело достаточно эффектно. Тем более что прямо на макушке у меня гордо сидел Вероника.

Инга же за эти семь дней полностью вжилась в роль огнедышащего дракона.

— Значит, эта тварь у тебя! Ах, ты… — очень нецензурно закричала она прямо с порога, — …ещё и в белый цвет покрасилась, как стопроцентная стервь.

— А мелирование что, не считается? — поддела её я. — Ну уж нет! Если я стервь стопроцентная, значит, ты — полосатая.

— Знаешь анекдот про блондинку… — гнула своё Инга. Видимо, долго готовилась.

— А знаешь, кто сочиняет анекдоты о глупых блондинках? — незамедлительно парировала я. — Умные брюнетки долгими одинокими вечерами.

Инга широко открыла рот, чтобы вдохнуть побольше воздуха для крика, но я опять её перебила:

— Не кричи, соседа разбудишь! — И светски предложила ей войти.

Некоторое время мы стояли посреди кухни, молча глядя друг на друга. Крыс сидел на холодильнике между нами и любознательно принюхивался своим неутомимым носом. В воздухе пахло жареным. Инга тщательно обдумывала, чем бы меня пристукнуть, если не сработают другие аргументы.

— Подруга называется! — завелась она снова, постепенно набирая обороты и переходя на угрожающий вопль. — Как ты можешь отбивать у меня мужа?! Я так тебе верила…

— Зато ты совершенно не верила в меня! — срезала я её на взлете. — А это тоже не по-товарищески.

— Ах, я так несчастна! — простонала она. И тут же обиженно заткнула себе рот сигаретой, сообразив: сообщать такое сопернице было лишним.

— Знаю, — немедленно поддержала я ее. — Тебе надоела работа. Ты не получаешь от неё ни удовольствия, ни самореализации, только какие-то паршивые тысячу долларов в месяц. Так что вообще не понятно, ради чего ты всё это делаешь. И плюс ко всему: никакой личной жизни. Тоска смертная.

— Благодаря тебе у меня уже целую неделю очень бурная личная жизнь, — злобно процедила Инга. — Спасибо, подруга, удружила!

— Рада, что, наконец, оценила мой поступок. А то последнее время мне уже стало казаться, будто ты ко мне плохо относишься. Ведь у тебя нет для этого никаких причин. Ты ж всё равно не любишь своего мужа…

— Я не люблю своего мужа?! — завопила она. — Кто тебе такое сказал?! Он?

— Ты! Для тебя что муж, что шкаф — без разницы. Есть себе и есть. Сидит дома, работает, по сторонам не смотрит. Тоска и рутина.

— Да это вообще не твоё дело: люблю я его или нет!

— Если не моё, чего ты со мной на эту тему разговариваешь, а если моё — отвечай на вопрос. Любишь?

Несколько секунд подруга невменяемо смотрела на меня. Ей очень хотелось быть со мной злой и грозной. Но слёзы уже текли по щекам, предательски смывая с него воинственную маску.

— Что мы тут с тобой на ромашке гадаем? — дожала я. — Если не любишь, я забираю его себе. Он согласен. А если любишь…

— О Боже… Какая же ты гадина… — слабо пискнула Инга. И заплакала в голос, как плакала уже тысячу раз в своей жизни, сидя у меня на кухне. (Вероятно, сказалась сила привычки).

— Конечно, люблю… И всегда любила… Я только его и любила всегда… У-у-у…

— Слава Богу, вспомнила, — резюмировала я победно.

Крыс спрыгнул с холодильника и снова вскарабкался на мою белоснежную макушку. Последнее время это было его любимое место. Оказалось, даже крысы, и те предпочитают блондинок. Впрочем, может, он просто надеялся свить там гнездышко.

— Ну а если любишь, то в чём проблема? — небрежно бросила я, почесывая Веронике пузико.

— Пи… — поддакнул Вероника. (Он был очень разговорчивый).

— Как в чём? — хныкнула Инга. — Вася ж мне никогда-никогда не изменял, а теперь регулярно бегает к тебе и врёт мне прямо в глаза, что между вами ничего нет. У-у-у-у-у-у-у!..

— Зря воешь. Он говорит правду!

Плач прервался.

Если бы я была скульптором, то могла бы сейчас ваять с Инги монумент под названием «Немое изумление в особо крупных размерах».

— Что-что?

— Ничего. Я ни-ког-да не спала с твоим мужем. Между нами ни-че-го не было. Я специально бросилась ему на шею на глазах у Марьи Ивановны, зная: она тут же наябедничает тебе. А потом неделю не открывала дверь, чтобы ничего не опровергать.