Лучшая неделя Мэй - [33]
– Прямо как в походе, – сказала Мэй, хотя они никогда не выбирались в походы. В свете камина она выглядела радостнее и гораздо счастливее, чем все последние недели, и Филип надеялся, что благодаря переезду у нее не останется времени думать обо всем, что произошло.
Сам он никогда бы не выбрал этот дом – такая узкая лестница, и ни одной ровной стены, что сразу бросалось в глаза. Три спальни, но третья такая крошечная, что там и для ребенка места мало. И нет ванны, только душ. Зачем тогда называть ванную комнату ванной комнатой, если там нет ванной? Может, для Мэй все это и было нормальным, но для Филипа – нет. Он никогда не любил принимать душ, считая это гадостью и дикостью. А стоять на скользком полу для человека в его возрасте просто опасно.
Хорошо, что он не умел предвидеть будущее. Хорошо, что никто тем вечером не отвел его в сторону и не сказал, что меньше чем через два года его жены не станет, а после ее смерти ему с каждым днем будет становиться все труднее жить одному.
И хорошо, что в тот момент он не догадывался, что очень скоро ему придется принять предложение Мэй и переехать жить в дом, который ему и даром был не нужен. Сначала он настаивал на том, что переедет в дом престарелых, хотя в душе очень этого боялся, но Мэй была непреклонна.
– Естественно, ты переезжаешь ко мне. У меня что, комнат недостаточно? Мы с тобой и встречаться не будем.
Достаточно комнат – в этом-то простеньком домишке, в котором ему никогда не нравилось. Но выбора не было, ему пришлось перебраться сюда и стать обузой для Мэй. Осознание этого факта приводило Филипа в дикую ярость.
Он повернулся к окну и увидел, как сквозь шторы проникает солнечный свет. Это солнце? Похоже на то. Хотя вчерашний день тоже хорошо начинался. Возможно, сегодня повезет больше и солнце продержится до обеда.
Филипу захотелось в туалет. Он сбросил одеяло, сел и с трудом выбрался из кровати, чтобы начать очередной бесполезный день.
Она сняла кастрюлю с плиты, ложкой достала из воды два коричневых яйца и поместила их в специальные стаканчики.
Джек зашел на кухню, когда она резала хлеб. Он плюхнулся на стул и погладил ту ее руку, в которой не было ножа.
– Ты хорошо спала сегодня? Мне показалось, ты ворочалась.
Пэм опустила на него взгляд – мужу не мешало бы подстричься.
– Нет, я спала прекрасно. Похоже, сегодня будет отличный денек.
Окно было залито лучами солнца, которые, отражаясь в лезвии ножа, превращались в солнечных зайчиков. Джек посмотрел, как она достала из тостера два готовых куска хлеба и положила туда два других.
– Спасибо, сладкая моя. – Он намазал один тост маслом и разрезал его по диагонали. Затем срезал верхнюю часть яйца, посолил его и окунул в желток уголок тоста. Принявшись есть, он поймал ее взгляд и подмигнул. Пэм улыбнулась в ответ, подняла чайник и налила чай им обоим.
Джек продолжил есть яйцо.
– Есть планы на вечер?
Повисла пауза, после чего Пэм ответила:
– Вообще-то я встречаюсь с Кармел, мы договорились выпить по чашечке кофе, поэтому не уверена, что вернусь домой раньше тебя.
Она принялась наливать себе в чай молоко, не отводя взгляда от тоненькой белой струйки.
Джек кивнул, продолжая жевать.
– Ясно, – затем, проглотив, сказал: – И где теперь в этом городе делают хороший кофе?
Он положил сахар в чашку и принялся его размешивать.
Пэм взглянула на мужа, ее рука все еще держала пакет молока.
– Я еще не знаю, мы встречаемся в супермаркете, а потом решим, куда пойдем.
Она отрезала кусок масла и начала намазывать его на тост.
– В «Теско»? – Джек все еще продолжал помешивать свой чай. Сахар должен был уже давно раствориться. – Вы встречаетесь в «Теско»?
Пэм кивнула. Тосты выскочили из тостера, и она быстро встала, вытащила их и положила оба на тарелку Джека.
– Скорее всего, я вернусь раньше тебя, просто на всякий случай предупредила.
Он откусил кусок тоста и начал жевать, не отвечая. Примерно через минуту он изрек:
– Раз уж ты собираешься в «Теско», купи мне там, пожалуйста, пену для бритья. Моя почти закончилась.
– Конечно.
Она очистила верхнюю часть яйца, но есть его не стала. Потом разрезала пополам свой тост, откусила крошечный кусочек и тоже не стала есть.
Джек это заметил.
– Почему ты ничего не ешь?
Она покачала головой.
– Просто не хочу. – Пэм взяла чашку и сделала глоток. – Ничего страшного. – Ее рука слегка подрагивала. На кухне воцарилась тишина.
Когда Джек ушел наверх, чтобы побриться, Пэм выбросила свой завтрак в мусорное ведро и застыла около раковины, глубоко дыша и стараясь побороть приступ тошноты. Напряжение, которое возникло в желудке, когда она солгала мужу, не проходило. Пэм легко могла представить его реакцию, если бы сказала, что встречается с Кармел в маленьком баре рядом со школой. Теперь ей из дома Мэй придется идти в «Теско», а это совершенно в другой стороне. Она, вероятно, опоздает на встречу с Кармел. Как минимум на десять минут.
Пэм не сообщила Джеку о ребенке. Она была беременна их первенцем и до сих пор не сообщила об этом мужу. Она ничего ему не сказала, потому что думала сделать аборт: она просто боялась принести ребенка в этот дом.
Полная отчаяния, она склонилась над раковиной и услышала, как Джек спускается по лестнице. Ради всего святого, что же ей делать…
Маленькие города всегда полны слухов. Когда Одри Мэтьюз организовала художественную студию для взрослых, новость мгновенно облетела округу. Туда записались шесть человек – четыре женщины и двое мужчин, связанные между собой не очевидными на первый взгляд узами. Они рисуют, делятся тайнами, влюбляются, грустят и рассказывают увлекательные истории, в которых каждому из них отведена особая роль.
Наши жизни выписаны рукой других людей. Некоторым посвящены целые главы. А чье-то присутствие можно вместить всего в пару строк – случайный попутчик, почтальон, продавец из булочной, – но и они порой способны повилять на нашу судьбу. Хелен и Сара встретились на мосту, когда одна из них была полна желания жить, другая же – мечтала забыться. Их разделяли десяток лет, разное воспитание и характеры, но они все же стали подругами, невидимыми друзьями по переписке, бережно хранящими сокровенные тайны друг друга. Но что для Хелен и Сары на самом деле значит искренность? И до какой степени можно довериться чужому человеку, не боясь, что однажды тебя настигнет горькое разочарование?
Трагическая, ничем не оправданная гибель Финна Дарлинга стала своеобразной точкой отсчета для трех главных женщин его жизни — жены, матери и приемной дочери. Как ни странно, связующим звеном в этом трио оказалась семнадцатилетняя Уна, пережившая за свою недолгую жизнь достаточно, чтобы, несмотря на горести, идти вперед с высоко поднятой головой. Мо, Уне и Дафнии предстоит непростой год, но даже в самых тяжелых обстоятельствах можно отыскать луч надежды. То, ради чего стоит жить и творить добрые дела.
Две девушки-провинциалки «слегка за тридцать» пытаются покорить Москву. Вера мечтает стать актрисой, а Катя — писательницей. Но столица открывается для подруг совсем не радужной. Нехватка денег, неудачные романы, сложности с работой. Но кто знает, может быть, все испытания даются нам неспроста? В этой книге вы не найдете счастливых розовых историй, построенных по приторным шаблонам. Роман очень автобиографичен и буквально списан автором у жизни. Книга понравится тем, кто любит детальность, ценит прозу жизни, как она есть, без прикрас, и задумывается над тем, чем он хочет заниматься на самом деле. Содержит нецензурную брань.
Читателя, знакомого с прозой Ильи Крупника начала 60-х годов — времени его дебюта, — ждет немалое удивление, столь разительно несхожа его прежняя жестко реалистическая манера с нынешней. Но хотя мир сегодняшнего И. Крупника можно назвать странным, ирреальным, фантастическим, он все равно остается миром современным, узнаваемым, пронизанным болью за человека, любовью и уважением к его духовному существованию, к творческому началу в будничной жизни самых обыкновенных людей.
Есть люди, которые расстаются с детством навсегда: однажды вдруг становятся серьезными-важными, перестают верить в чудеса и сказки. А есть такие, как Тимоте де Фомбель: они умеют возвращаться из обыденности в Нарнию, Швамбранию и Нетландию собственного детства. Первых и вторых объединяет одно: ни те, ни другие не могут вспомнить, когда они свою личную волшебную страну покинули. Новая автобиографическая книга французского писателя насыщена образами, мелодиями и запахами – да-да, запахами: загородного домика, летнего сада, старины – их все почти физически ощущаешь при чтении.
Абрам Рабкин. Вниз по Шоссейной. Нева, 1997, № 8На страницах повести «Вниз по Шоссейной» (сегодня это улица Бахарова) А. Рабкин воскресил ушедший в небытие мир довоенного Бобруйска. Он приглашает вернутся «туда, на Шоссейную, где старая липа, и сад, и двери открываются с легким надтреснутым звоном, похожим на удар старинных часов. Туда, где лопухи и лиловые вспышки колючек, и Годкин шьёт модные дамские пальто, а его красавицы дочери собираются на танцы. Чудесная улица, эта Шоссейная, и душа моя, измученная нахлынувшей болью, вновь и вновь припадает к ней.
Один человек с плохой репутацией попросил журналиста Максима Грязина о странном одолжении: использовать в статьях слово «блабериды». Несложная просьба имела последствия и закончилась журналистским расследованием причин высокой смертности в пригородном поселке Филино. Но чем больше копал Грязин, тем больше превращался из следователя в подследственного. Кто такие блабериды? Это не фантастические твари. Это мы с вами.
Взглянуть на жизнь человека «нечеловеческими» глазами… Узнать, что такое «человек», и действительно ли человеческий социум идет в нужном направлении… Думаете трудно? Нет! Ведь наша жизнь — игра! Игра с юмором, иронией и безграничным интересом ко всему новому!