Лучшая фантастика - [36]

Позади нее послышалось шарканье ног. Она обернулась и тут же узнала знакомую фигуру: высокую, долговязую, с копной спутанных каштановых волос, которая могла принадлежать лишь одному человеку.

— Зияд? — Его имя застряло у нее в горле.

— Это я, — ответил он слишком низким для восемнадцатилетнего парня голосом.

На нем была черная футболка и джинсы. Он казался высоким и сильным, совсем не таким, каким она видела его в последний раз. Айя побежала к нему и бросилась в его объятья, в глубине души ожидая, что он сейчас исчезнет, а она просто упадет на землю. Но вместо этого она врезалась в его тело, которое было твердым и осязаемым. Он обхватил ее руками, и она уткнулась лицом ему в грудь.

— Зияд, это действительно ты! — Она посмотрела в его лицо. Он улыбнулся ей знакомой полуулыбкой, два его передних зуба были немного сколоты внизу.

Она помедлила, а затем спросила:

— Но ты ведь умер?

Он пожал плечами.

— В твоем мире смерть — это не совсем умирание. Думаю, в какой-то степени, это пробуждение.

— Но я видела тебя! Если ты не умер, тогда где же ты был?

— Я… — Зияд замолчал, размышляя над ответом. Он всегда старался как можно точнее описывать свои мысли и чувства. — Я был… за пределами материального. Понимаешь… есть некоторые обязательства…

Неожиданно Айю охватил гнев, ярость, которая копилась в ее душе последние двенадцать месяцев.

— Почему ты это сделал? Неужели ты не любил нас? Не подумал о маме и папе? Не подумал обо мне?

Ее гнев развеселил его. Он стал хихикать, а его глаза превратились в крошечные щелочки.

— Ты смеешься! Ты еще и смеешься, осел! — Она стала бить его кулаками по груди.

— Перестань, хватит! — возмутился он, схватил ее за руки и прижал к бокам. — Все хорошо, — прошептал он ей на ухо, и она заплакала.

Они долго шли через оливковую рощу. Айя была счастлива, что находится рядом с ним, чувствует тепло его тела и даже не возражала, когда он немного стал поддразнивать ее. Она рассказала ему обо всем, что случилось, о том, что она делала. Сообщила все новости о соседях, друзьях и ребятах в школе. Она изображала всех знакомых им людей. Айя уже забыла, как он смеялся, когда она пыталась кому-то подражать, и поняла, что не делала этого с момента его смерти. Некоторое время спустя, когда Айя уже не знала, о чем еще рассказать, они просто пошли рядом молча. Наконец, она задала вопрос, который не решалась задать все это время.

— Значит, ты теперь вернешься? Или это просто сон?

Он какое-то время молчал. Остановился и повернулся к ней. Его лицо стало суровым.

— Ты слышала про аллегорию платоновской пещеры?

Она покачала головой.

— Ладно, не обращай внимания.

— Почему? — поинтересовалась она.

Он посмотрел на небо.

— Как ты думаешь, рыба знает, что она плавает в воде?

Она пожала плечами.

— Мы живем в этом мире, как рыбы в воде. Просто плаваем, не ведая, что она окружает нас. — Зияд вздохнул, а потом слегка толкнул ее руку. — Айя, ты не собираешься просыпаться?

Она проснулась. За окном пели птицы: «Чик-чирик… чирик». Сквозь занавески струился дневной свет. Она вспомнила про оливковую рощу. Даже если все это было сном, этот сон казался ей реальнее ее жизни.

Айя встала, прошла по коридору до комнаты Зияда и открыла дверь. Со дня его смерти здесь ничего не изменилось. На полках все так же стояли кубки за победы его баскетбольной команды, несколько мягких игрушек, в которые он играл еще ребенком. В гардеробе на вешалках висела его одежда, все еще сохранявшая его запах, который, казалось, с каждым днем становился все слабее. Рядом с кроватью лежал роман Франца Кафки, закладкой в котором служил чек из игровых автоматов. На столе стояла фотография их семьи, сделанная пять лет назад. Они все четверо были на пикнике на горе Кармель, а вдали виднелся порт Хайфы.

Айя хорошо помнила тот день: они жарили шашлыки и праздновали начало весны. Это было еще до того, как мама начала много спать, а их жизнь стала такой тяжелой.

Рядом с фотографией был дневник Зияда — простой блокнот в черной обложке. Зияд любил писать от руки, хотя это было намного дольше, чем надиктовывать текст на планшет. Он говорил, что ему нравилась материальная сторона письма, то, как чернила ложатся на бумагу, как медленно движется по листу ручка. Он никогда не любил технологии, не доверял им.

Отец настаивал на том, чтобы никто не трогал вещи Зияда, чтобы все выглядело так, словно Зияд вышел ненадолго купить овощей и скоро должен вернуться. Вопреки голосу разума, Айя взяла дневник и открыла его на последней странице. Она прочитала последнюю запись, сделанную его аккуратным почерком. Он написал это за день до смерти:

У стариков есть традиция рассказывать устные предания о Палестине, чтобы сама Палестина никогда не умерла. Но могло ли случиться так, что они поняли, как с помощью этих историй можно лишить нас свободы? Ведь правда о коллективной памяти состоит в том, что она не может передаваться только хорошим людям. Рано или поздно доступ к ней получат и самые скверные представители человеческого рода…

К ней снова вернулось состояние удушающей тяжести. Она закрыла дневник и побрела прочь из комнаты.