Лучи из пепла - [52]

— Советую вам еще раз хорошенько подумать, — этой угрожающей репликой закончился разговор начальства с мэром Хиросимы.

Давление «сверху» отнюдь не ослабевало. Хамаи еще несколько раз вызывали в Курэ. В конце концов он почувствовал себя вынужденным внести компромиссное предложение. Согласно его предложению, граждане обязаны сообщать властям о готовящихся митингах и демонстрациях, а власти в этих случаях не вправе запрещать их.

Через несколько дней Хамаи вместе с председателем муниципалитета Нитогури вызвали в резиденцию оккупационных властей, находившуюся в здании префектуры Хиросимы. Навстречу ему вышел некий капитан Кэсу-элл и отрекомендовался специалистом-правоведом.

— Я уполномочен передать вам мнение вышестоящей инстанции, которой я подчиняюсь, — объявил офицер. — Мой комендант чрезвычайно разочарован отношением мэра к «Закону об обеспечении общественной безопасности». Это важнейшее мероприятие совершенно ложно истолковывается. Американцы начали сомневаться в доброй воле господина мэра. Оба представителя Хиросимы молчали. Капитан Кэсуэлл добавил:

— Я передал вам то, что поручил мне комендант. Не больше.

С полным сознанием своего достоинства мэр Хамаи ответил:

— У нас только одно желание — охранять демократию, дарованную нам после войны. Мы глубоко сожалеем, что наша искренность поставлена под сомнение.

Прежде чем возразить, капитан поколебался секунду, а затем медленно произнес, понизив голос почти до шепота:

— Я всего-навсего подчиненный и должен повиноваться распоряжениям начальства. Лично я считаю, что вы, господин мэр, правы. Но в данных обстоятельствах мне не остается ничего иного, как выполнять приказы коменданта.

Еще несколько дней мэр Хамаи боролся с собой. Должен ли он продолжать свое сопротивление или нет? С одной стороны, он взял на себя обязательство по отношению к рабочим и не хотел нарушать его, ибо разделял их опасения. С другой стороны, Хамаи было ясно, что, если он будет упорствовать, Хиросиме в дальнейшем нечего будет рассчитывать на получение какой-либо помощи от токийских властей.

Мэр решил уступить. Более того, ему самому пришлось публично высказаться за введение «Закона об обеспечении общественной безопасности». Правда, стремясь спасти свой престиж, он сделал оговорку, но она прозвучала весьма неубедительно, так как свелась лишь к малозначительному дополнению, что митинги и собрания должны «по возможности всегда разрешаться властями».

Практика показала, как легко было злоупотреблять этим «каучуковым параграфом», когда надо было запретить что-либо. Многие рабочие Хиросимы долго не могли простить Хамаи его соглашательской политики.

Позже Хамаи узнал, что мэр Хакодате в том же вопросе остался до конца непреклонен.

— У меня появилось тогда горькое чувство, что я вел себя как трус, — признается Хамаи.

3

Почти в то же самое время Хамаи поступил вопреки своим убеждениям и в другом, еще более важном и более чреватом последствиями вопросе. В середине 1947 года к мэру явились лейтенант Нил, молодой американский ученый, и японский врач, по имени Такэсима. Они сообщили, что американское правительство в сотрудничестве с компетентными японскими инстанциями решили создать в Хиросиме исследовательский институт, который будет изучать последствия атомной бомбардировки для здоровья людей. Несмотря на то что в то время почти во всех официальных сообщениях и инспирированных газетных статьях все еще утверждалось, будто взрывы атомных бомб в Хиросиме и Нагасаки не имели долговременных отрицательных последствий для здоровья людей, в Хиросиме все знали, что множество мужчин, женщин и детей страдает от самых различных недугов, получивших в народе обобщающее название «атомной болезни». Какие бы цензурные рогатки ни ставили оккупационные власти, они, в конце кондов, все же не могли скрыть общеизвестные факты.

Мэр Хамаи был чрезвычайно обрадован тем, что американцы наконец-то займутся больными лучевой болезнью. Он сразу же поручил строительному ведомству подыскать удобную площадку для возведения здания новой клиники.

Предложение построить исследовательский институт в Касё, неподалеку от центра города, на месте, где до «пикадона» находился старый пороховой склад, нашло поначалу всеобщую поддержку. До клиники, расположенной в этом районе, больным было бы удобно добираться. Кроме того, сам факт строительства лечебного учреждения, ставящего себе целью исцеление ран, нанесенных войной, как раз на том месте, где в прошлом находился военный арсенал, был бы воспринят как убедительный символ.

Однако вышестоящие американские инстанции все еще не давали своего согласия на строительство. В один прекрасный день мэра Хамаи посетил еще один американский офицер, заявивший, что его правительство не устраивает предложенная для строительства площадка, поскольку здание, которое там будет воздвигнуто, не гарантировано от наводнений такого масштаба, как, например, сентябрьское 1945 года. В результате бесценные протоколы и записи клиники могут-де погибнуть. В качестве «доказательства» офицер принес с собой карту Хиросимы, весьма, впрочем, старую. Так, Хамаи припоминает, что дельта реки, уже много лет назад застроенная домами, была изображена на этой карте как часть моря. Американец разъяснил, что из соображений осторожности институту следует отвести более высокое место. Подходящей территорией он, в частности, считает холм Хидзи-яма на восточной окраине города. Хамаи с самого начала встретил в штыки предложение офицера.