Лучи из пепла - [23]

И еще одно немаловажное обстоятельство: дети Хиросимы научились презирать взрослых. Во время паники они были очевидцами омерзительных сцен, когда люди ценою жестокости, эгоизма и беспардон-ности пытались спасти свою жизнь. Взрослые мужчины топтали ногами мальчиков и девочек, нередко отнимали у более слабых последний глоток воды. Ни с чем не считаясь, они пользовались своей силой. А после войны — об этом рассказывал один из директоров сиротского дома в Ниносима — часто случалось, что родственники присваивали себе то, что по праву принад-лежало детям погибших от «пикадона».

— Ребята считают, — сказал он, — что до катастрофы взрослые лишь притворялись. Они поклялись, что никогда больше не поверят громким словам[14].

С беспримерным терпением несколько человек в Хиросиме пытались в послевоенные годы вновь завоевать доверие детворы, утраченное по вине других взрослых. Так действовал, например, уже упомянутый директор Камикури. Как-то однажды он понял, что неспра-ведливо наказал одного из своих воспитанников; тогда Камикури созвал всех ребят и в их присутствии, не говоря ни слова, так глубоко порезал себе руку, что из раны хлынула кровь. Потом он сказал:

— Я причинил боль невиновному. Чтобы искупить свою вину, я причиняю себе боль вдвойне. Если один из вас, рассердившись, покинет меня, я никогда не перестану разыскивать его, чтобы еще раз попросить у него прощения.

К числу людей, боровшихся за души бездомных сирот, принадлежал также Есиомори Мори, молодой учитель гимнастики, романтик по натуре; его так глубоко взволновало горе осиротевших детей, что он по собственной инициативе создал на укрепленном острове Ниноси-ма, в трех километрах от города, приют для круглых сирот. Поначалу маленькие бродяги приезжали к нему отнюдь не добровольно. Мори приходилось их ловить в буквальном смысле этого слова и под охраной доставлять в их новый дом. Но вскоре ему удалось превратить печальные казематы острова, в которых после «пикадона» были размещены умирающие, в счастливое образцовое детское царство. Благодарности от властей он не дождался. В 1955 году местные политические интриганы обвинили Мори — как потом выяснилось, совершенно облыжно — в растрате общественных денег. Чтобы смыть этот позор, он в отчаянии покончил с собой на «сиротском острове», сделав себе харакири.

5

Только небольшая часть сирот нашла в первое время после атомной катастрофы поддержку и приют. Все остальные подростки были зачислены в особую «касту», обосновавшуюся в разрушенной Хиросиме, — в «касту» гангстеров. Бездомные сироты образовали низшую прослойку этой касты. Они добывали себе пропитание разными путями: некоторые стали карманными воришками или грабителями, другие — грузчиками, переносившими «черный рис», «черную рыбу», «черное масло». Подростки узнавали места, где можно было нелегально раздобыть спирт, попрошайничали, продавали сигареты, занимались сводничеством, толкая на проституцию малолетних, служили посредниками между покупателями и продавцами и находили не только все новые и новые «запасы сырья», но и новые «рынки сбыта».

Их хозяевами, повелителями и командирами были главари преступного мира. В те смутные времена они заняли место блюстителей закона. Не менее полугода вся власть в Хиросиме была в их руках.

Об этом господстве гангстеров в городе, перенесшем атомную бомбардировку, мне впервые рассказал доктор Хатия. Несмотря на то что Хатия очень резко отзывался о всеобщем разложении нравов, охватившем Хиросиму после «пикадона», он говорил о гангстерах, пожалуй, даже доброжелательно, так как они, по его мнению, некоторым образом заботились о порядке и принимали меры как против «случайных» воров, так и против матерых головорезов.

С одним из предводителей гангстеров доктора Хатия даже связывала, по его словам, своего рода дружба. Врач познакомился с Корэёси Дз. в кабаке, принадлежавшем его другу Кацутани, в рыбачьей деревушке Дзигодзен. За стаканом сакэ Дз. с гордостью поведал о своем высоком положении в преступном мире, хвастаясь тем, что он нахватал после «пикадона» уйму денег. Дело в том, что он регулярно взимал с бараков в привокзальном квартале своего рода «покровительственные пошлины».

Дз. уверял, что он отпрыск жрецов буддистской секты нитирэн и родился в храме. Он считал себя образованным человеком и действительно обладал даром речи. Во всяком случае, этот преступник умел весьма увлекательно рассказывать о «подвигах», совершенных им во время гангстерских междоусобиц. Его коронным номером, который запомнился доктору Хатия, был рассказ о том, как он победил когда-то целую свору конкурентов, гнавшихся за ним, потому что он пристрелил их предводителя. Дз. заманил своих преследователей в палатку цирка Яно, в котором он в то время «работал», и в конце концов спасся от них, выпустив из клеток всех львов.

Этот «большой начальник» неутомимо ковылял на своей деревяшке по «своим районам» в Хиросиме и ее окрестностях или трясся на мотоцикле по разбитым дорогам. Его деревянная нога так визгливо скрипела, что он получил прозвище «Дзи-дзи». Волосы Дз. стриг в соответствии с тогдашней модой. Как и другие гангстеры, он подражал американским солдатам. В то время все преступники в Хиросиме стригли себе волосы на американский манер и шили куртки по образцу тесно облегающих «эйзенхауэровских пиджаков», которые носили победители. Свою речь гангстеры сдабривали сленгом, усвоенным из кинокартин.