Лубочная книга - [9]

Личард отвечал тогда:

— Смею ли я обманывать тебя, могучего князя? Ведь у меня не две головы. Если это не верно и обман, то повели меня посадить в темницу и держать до тех пор, пока слова мои не сбудутся, и за ложное объявление казни меня потом лютою смертью.

Уверившись в справедливости слов Личарда, князь Додон приказал трубить в рог, чтобы созвать свою дружину. Мигом собралось до тридцати тысяч отборного войска. Додон выступил в поход и, подойдя под град Антон, расположился лагерем на заповедных лугах княжеских.

Милитриса Кирбитьевна сидела в это время под окном своего златоверхового терема, который так был высок, что с него было видно кругом за несколько верст. Заметив белеющиеся вдали шатры, она сейчас догадалась, что это войско князя Додона, и чрезвычайно этому обрадовалась. Надевши на себя прекрасное драгоценное платье и убравшись как нельзя лучше, пошла эта коварная женщина к своему мужу. Ласкаясь к нему всячески, целуя его нежно, притворщица сказала ему застенчиво и как бы стыдясь:

— Любезный супруг мой, я чувствую, что уже вторично ношу под сердцем плод нежной любви нашей, ты знаешь, что женщины во время беременности бывают очень прихотливы и требуют иногда странных, необыкновенных вещей. Точно так же со мною теперь делается: никакие сласти мне не по вкусу, а хочется мне ужасно поесть мяса дикого вепря. Я желаю и прошу тебя, чтобы ты сам пошел на охоту. Убей вепря своими руками и принеси ко мне, тогда кушанье из него мне будет казаться в девять раз вкуснее.

Князь Гвидон, в продолжение многих лет не слыхавший от Милитрисы Кирбитьевны ни одного ласкового слова, очень удивился таким приятным речам и такому ласковому обращению с ним. Он был так рад неожиданной перемене жены своей, что тотчас же в угождение ей отправился на охоту.

Едва успел Гвидон выйти из города, как Милитриса Кирбитьевна отдала строгий приказ запереть городские ворота, поднять мосты подъемные и никого не впускать в город до ее нового приказа, а к Додону послала известие, что муж ее находится один в поле.

Гвидон отошел довольно далеко от города и приблизился уже к лесу, как вдруг увидал, что Додон со множеством воинов гонится за ним. Видя угрожающую ему опасность, Гвидон быстро поворотил коня и поскакал назад в город, преследуемый своими врагами. Но, подъехав к воротам городским, он понял свое бедственное положение, догадался, что злая жена приготовила ему гибель. Готовясь почти на верную смерть, несчастный князь вспомнил о своем сыне и воскликнул:

— Прощай, мое чадо милое, мой Бова королевич! Если б не был ты малым детищем, не допустил бы торжествовать коварству своей матери.

В эту самую минуту враги окружили Гвидона и, несмотря на его отчаянное сопротивление, умертвили, пронзив тело его копьями.

Прекрасная Милитриса Кирбитьевна смотрела из окна на все происходившее и очень была довольна, что супруг ее погиб лютою смертью. По повелению княгини снова отворились ворота городские, опустились мосты подъемные, и въехал Додон с своим войском в Антон. Встретила прекрасная Милитриса Кирбитьевна своего милого князя с великою честью и радостию, бросилась к нему на шею, поцеловала в уста сахарные, смотрела в очи его соколиные и говорила:

— По тебе я все плакала, по тебе вздыхала и вот тебя, моего милого, опять увидала! Ты мой возлюбленный, ты мой суженый, ты мой ряженый.

После сего взяла она его за руку и повела в свои белокаменные палаты. Там уже были накрыты столы дубовые скатертями браными, а на них стояли яства сахарные, закуски заморские, напитки крепкие, вина пьяные, меды сладкие. Ели они, пили, прохлаждались, друг на друга любовались, вели речи нежные про былое, прошедшее, про свою любовь прежнюю.

За столом с ними сидел и Бова королевич, который был тогда еще детище малое и не много смыслил. И хотел Додон приласкать Бову своею ласкою притворною, но Бова, испугавшись его, выскочил из-за стола и убежал в конюшню. Там от страха забился он так далеко под яслями, что приставленный к нему дядька Симбальда не мог найти его, и не нашел бы, если бы сам Бова королевич не вышел к нему, услыхав его голос.

Бросившись к Симбальде на шею, говорил Бова королевич со слезами:

— Дядька мой милый, верный Симбальда, отведи меня к отцу моему, чтоб мне не видать того злого человека, который с матушкой за столом сидел и пировал с нею.

Симбальда, слыша слова пестуна своего, сам прослезился и сказал:

— Государь мой, храбрый витязь Бова королевич! Мать твоя, злодейка, сговорилась с князем Додоном и извели государя моего, а твоего батюшку, доброго и славного князя Гвидона. Ты еще так мал и неопытен, что не можешь защитить себя. У тебя нет теперь ни родителя, ни покровителя; да и долго ли от греха: пожалуй, Додону вздумается и тебя умертвить. Убежим мы с тобою в крепкий град Сумин, который пожаловал покойный твой родитель моему батюшке. Придет время, подрастешь ты, и на твоей улице будет праздник: заплатишь ты злодею за неповинную пролитую кровь.

Симбальда тут же принялся за исполнение своего плана. Он выбрал для себя самого лучшего коня из всей конюшни княжеской, а Бову королевича посадил на отличного иноходца. Потом, взявши с собою тридцать молодых и ловких всадников для обороны, пустились наши беглецы в путь по дороге к Сумину и поскакали во весь опор, опасаясь погони за собою.