Лубочная книга - [39]

— За кем, молодцы, гонитесь?

— За Ерусланом, — отвечали они.

— Я самый и есть Еруслан, — сказал он. — И я бы с вами переведался, проклятая татарва, да только теперь не до вас; нельзя мне время терять: есть дела поважнее; а вы не трудитесь из-за меня, лучше воротитесь домой; как вольного ветра в чистом поле вам не поймать, так меня, доброго молодца, не видать.

Сказав это, Еруслан Лазаревич гикнул, опустив поводья, и Орощ Вещий полетел во всю прыть, быстрее вихря буйного и шибче каленой стрелы, пущенной из лука тугого, и в одно мгновение скрылся из глаз татар.

Мурзы, потеряв из виду Еруслана Лазаревича, повесили головы, точно гриб съели; делать было нечего, пришлось с пустыми руками вернуться им к князю Даниилу Белому и получить от него порядочный нагоняй.

Восходит красное солнце и приводит с собой ясный день; наступает тихий вечер и приводит с собой ночь темную, с частыми звездами. И вот проходит так день за днем; уж красное лето приходит к концу, желтеют нивы спелые, и с деревьев спадает желтый лист, в темном лесу свищет осенний ветер, и близка уже зима со снежными вьюгами, с заунывными метелями и морозами трескучими. А Еруслан Лазаревич все едет дальше и дальше и с каждым днем встречает все новые и новые преграды: то должен он биться с могучим богатырем, то с огромным великаном, то с ведьмой, бабой-ягой, разъезжающей в огромной ступе с пестом и заметающей след помелом. Но это все ничего, страшней всего русалки: собой прекрасные, с глазами томными и полными любви, они нередко манили витязя к себе на лоно вод хрустальных. Но он красавицам и взгляда не дарит, а быстро мимо проезжает. Вот на пути и лес дремучий. Стоят такие высокие развесистые дубы да сосны курчавые, что сквозь них и света Божьего не видно, и в чаще их даже и птичка летать и распевать не смеет, а воют только волки серые да ревут медведи мохнатые. Вот сильно трещит лес дремучий, будто кто его ломает; грохот и стукотня идет такая, что упаси Господи! То два громадные лешие поссорились между собою и дерутся изо всей бесовской силы. Глянул на них Еруслан Лазаревич и подумал: «Рознял бы я вас, дурачье, да некогда мне возиться с вами». Выехавши из леса, он увидал обширное поле прежней, давнишней битвы. Вдали все было пусто; здесь и там желтели кости, валялись полусгнившие трупы человеческие и конские; по холмам были разбросаны колчаны, латы, шлемы, копья, стрелы и заржавленные мечи.

Едет Еруслан Лазаревич дальше по полю, а солнце уже склоняется все ближе и ближе к западу. Вот оно и совсем закатилось, и настала глубокая темная ночь; а витязь наш все продолжает путь и вдруг видит: вдали чернеет огромный холм, и что-то страшное храпит. Он подъезжает к этому холму ближе и слышит, что этот холм как будто дышит. Наш Еруслан внимает и глядит бестрепетно, с покойным духом; но конь пугается, упирается и дрожит. Вдруг луна выплыла из-за облаков и осветила чудный холм. Еруслан Лазаревич смотрит и изумляется: перед ним лежит огромная богатырская голова и храпит во сне. Еруслан Лазаревич остановился перед ней в недоумении, и, желая пробудить богатырскую голову ото сна, он громко крикнул на все поле:

— Есть ли в этой рати жив человек?

От этого крика проснулась богатырская голова, зевнула, глаза открыла и чихнула; потом она посмотрела на Еруслана Лазаревича и спросила:

— Кого ты спрашиваешь, витязь, и кто тебе надобен?

Еруслан Лазаревич удивился еще больше на говорящую голову, но богатырская голова опять говорит ему:

— Не удивляйся, храбрый витязь, а скажи мне, далече ли ты едешь, куда твой путь лежит и какая тебе нужда здесь?

И говорит Еруслан Лазаревич богатырской голове:

— А ты кто таков? Как тебя по имени зовут? Из какого ты царства житель и которого отца и матери сын?

Отвечает ему богатырская голова:

— Я — богатырь из Задонского царства, сын царя Прохора, а зовут меня Росланеем.

Тогда Еруслан Лазаревич спросил его:

— Скажи мне, чья эта рать-сила побитая лежит и кто ее побил?

Отвечает ему Росланей-богатырь:

— Эта рать-сила побита мною; она — вольного царя — Огненного щита, Пламенного копья; приходил я под его царство, еще году нет; а брань у меня с царем была за то, что он завладел дорогами и селами отца моего, царя Прохора. А ты, храбрый витязь, далеко ли едешь и как тебя по имени зовут?

Еруслан Лазаревич сказал ему:

— Зовут меня Ерусланом; а еду я в город Щетин, к вольному царю Огненному щиту, Пламенному копью, и хочу достать живой воды для отца своего Лазаря Лазаревича.

Тогда богатырская голова говорит ему:

— Опасное дело ты затеваешь, Еруслан Лазаревич! Не достать тебе воды живой ни во веки веков, до тех пор пока ты не увидишь перед собой мертвым вольного царя: он никого не пропускает в свое царство, пока жив; и ты поедешь туда разве только за тем, чтобы умереть там. Я был богатырь весьма силен, да и то был побежден им.

Тогда Еруслан Лазаревич сказал богатырской голове:

— Прошу тебя, богатырь Росланей, расскажи мне про твою жизнь и про брань с вольным царем, как это он победил тебя.

И Росланей-богатырь начал говорить Еруслану Лазаревичу:

— У отца моего, царя Прохора, нас было двое сыновей: я старший, а другой, Черномор, — младший. Когда я родился, то был ростом почти в два аршина, а достигши десяти лет, я стал ребенком огромным и такую имел громадную силу, что со мной ни один богатырь не мог сладить. А когда минуло мне двадцать лет, то все росту моему дивились. Посмотри, вон там валяется мое туловище, и посуди сам о величине его: в нем десять сажен длины, в плечах две сажени, а рука в три сажени длины; между глаз моих калена стрела укладывается, а голова с большой стог сена. Был я весьма силен и храбр, все богатыри боялись меня; все князья и витязи, восточные и западные, северные и южные, страшились моего имени; через Задонское царство ни один могучий богатырь не проезживал, никакой человек не прохаживал, ни дикий зверь не прорыскивал, ни птица не пролетывала. Но меньшой брат мой, Черномор, оправдал на себе пословицу, что и у одной матки бывают не равны детки: он родился уродливым, горбатым карликом, с бородой, толст был — как бочонок, а ростом — как ребенок. Борода у него длинная, аршина в три, и имеет в себе чудное свойство: никакая бритва, ни ножницы, ни один меч богатырский не берет ее, и когда она цела, то Черномору не может приключиться смерти, никакого зла и беды. Вздумалось мне постранствовать по белу свету, и я отправился в путь; побывал в разных царствах и государствах, насмотрелся там дива дивного и вернулся назад восвояси. Но что же узнаю от брата? «Когда ты был в отсутствии, — говорит он, — то подошел под наше царство вольный царь Огненный щит, Пламенное копье, побил все наше войско, а отца предал алой смерти». Я вскипел негодованием и сейчас же хотел идти к вольному царю, чтобы наказать его за смерть отца; но Черномор сказал мне: «Не ходи к нему, ибо хотя ты и сильный богатырь, а с ним ничего не поделаешь: вольного царя, Огненного щита, никакой булат не сечет, никакая дубина не берет; он на огне не горит, в воде не тонет, так что и в полыме ему не жарко, и во льду не холодно, и скорее гора с места на место передвинется, чем с него хотя один волос упадет. В черных книгах я отыскал, что за восточными горами есть тихий океан, а на том океане — остров Буян. На этом острове есть глухой подвал за двенадцатью дверями, запертый запорами и крепкими железными замками; а в подвале этом хранится заколдованный меч-кладенец, который так остер, что может даже и мне бороду отрубить и вольного царя умертвить». — «Ну так что же? — сказал я карле-брату. — Где ж тут затрудненье? Пойдем туда и достанем этот меч!» И вот мы с братом отправились на остров Буян, отыскали этот подвал; я живо разметал его руками по бревнышку и чудный меч достал; потом с этим мечом я смело пошел к вольному царю. Когда он услыхал, что я иду на него, то выслал против меня несметное войско и сам выехал. Недолго вихрю степному ураган перелететь, недолго и мне всю рать-силу вражью побить. Вот я был уже почти близ самого царя, а он, увидавши чудный меч и чуя свою беду неминучую, стал не допускать меня до себя: жег и палил меня издали огнем-полымем, жаркими искрами осыпал. Как ни горячо и ни трудно мне было, но, однако, я добрался до врага своего, взмахнул мечом и ударил — и вольный царь повалился мертв. Дай, думаю, рассеку я злодея надвое, взмахнул и ударил и… — о, чудо! — мертвец мигом ожил и бросился на меня. Не успел я опомниться от изумления, как голова моя была уже отрублена вольным царем. Одержав победу, он хотел уж взять меч, но, откуда ни возьмись, карла Черномор выхватил из руки моей чудный меч, положил его мне под голову, в которой осталась жизнь, и силой своих заклинаний сделал так, что ни вольный царь, ни многие другие богатыри, приезжавшие с ним сюда, не могли сдвинуть с места мою голову и достать меч-кладенец без моего желания. Но тебе, храбрый витязь, я охотно уступаю этот меч. Владей им до конца дней своих: он достоин руки твоей.