Лубочная книга - [116]

Стол окончился: подали десерт, потом кофе и чай, кто что хотел. Все собрание было весело, но радость Победоносцева и Софии лучше можно вообразить, нежели описать. Музыка гремела, пушки палили при повторении тостов: императорской фамилии, главнокомандующему и новобрачным. Певчие пели приличные на таковой случай концерты.

Генерал исполнил свое обещание и пришел провести часок времени с молодыми и гостями. Начались танцы.

Г е н е р а л (к Софии). Я слышал, прелестнейшая София, что пляски вашего народа очень хороши; не можете ли вы сделать для меня удовольствие показать мне сие искусство ваших бывших соотечественников?

С о ф и я. Извольте, почтеннейший начальник и благодетель! Я готова исполнить малейшие ваши желания.

Встает, дает тон музыкантам, как играть черкесский танец, и пляшет со столь превосходным искусством, прелестию и легкостию, что все собрание ей рукоплескает. Генерал поцеловал ее руку, а Победоносцев, прельщенный своей милой супругой, не мог утерпеть, чтобы не заключить ее в свои объятия и не напечатлеть поцелуя на ее алых устах.

Вдруг раздается глухой шум в лагере, подобный приливу и отливу моря после ужасной бури, и наконец все утихает.

Чрез несколько минут входит дежурный штаб-офицер и докладывает генералу о прискакавшей многочисленной толпе вооруженных конных кабардинцев к передовым пикетам нашим. «Предводительствующий ими требует немедленно быть к вашему превосходительству допущен, с донесением о важном деле».

Г е н е р а л. Спросили ли вы, кто сей предводитель кабардинцев?

Д е ж у р н ы й. Князь их, Узбек.

С о ф и я (с ужасом). Отец мой? О Боже! Что с нами будет?

Г е н е р а л (с улыбкой). Ничего! Чего вам опасаться, когда вы под особенным моим покровительством. Дело сделано, теперь уже никакая власть несильна исхитить вас из объятий вашего супруга.

П о б е д о н о с ц е в (тихо своей супруге). Как тебе не стыдно робеть, София, разве ты не знаешь, что я один в силах оспоривать свои права и защищать тебя у всех кабардинцев? Успокойся, все пойдет хорошо!

Г е н е р а л (дежурному). Подите и попросите сюда князя Узбека.

Д е ж у р н ы й. Слушаю, ваше превосходительство! (Уходит.)

Г е н е р а л (к адъютанту). А вы дайте от меня приказание, чтоб десять шестифунтовых орудий готовы были по первому сигналу сделать троекратный залп. Музыканты и певчие также подле сей палатки находились бы, а нижним чинам велел за каждым залпом повторять «ура!».

А д ъ ю т а н т. Слушаю, ваше превосходительство! (Уходит поспешно.)

Спустя около получаса входит в ставку князь Узбек, сопровождаемый многочисленной свитой своих подчиненных и, почтительно кланяясь генералу, изъявляет радость в приветствии, что случай еще раз дает ему счастье его видеть; потом, окинув глазами все собрание, останавливает их на Андрее и Софии, при входе его вставших с мест своих.

У з б е к (протирая глаза). О! Алла! Что я вижу? Дочь моя Селима!.. Зачем ты здесь?

Андрей и София упадают пред Узбеком на колена.

С о ф и я (с умоляющим взором и слезами). О! Родитель мой! Прости меня! Я не могла жить без сего юноши (показывает на Победоносцева), а ныне моего супруга. Разлука с ним прекратила бы жизнь мою! (Целует у отца руки.) Прости дочь твою и благослови союз наш!

У з б е к (отирая слезы). Недостойная, но все еще милая моему сердцу Селима! Как ты могла решиться на столь дерзновенный и опасный поступок, ты, которая была так тиха и невинна! Ах, жестокая, неблагодарная дочь, и ты не думала, что столь постыдным твоим намерением покроешь главу отца твоего бесчестием и откроешь ему путь к могиле! (Проливает слезы.)

П о б е д о н о с ц е в. Мой отец! Мой благодетель! Прости, прости невинную дочь твою и обрати весь гнев твой на меня: я внушил ей первые чувства любви и ее неприметным ей самой образом обратил в христианку. Мы дали клятву пред Богом, на могиле Рамира, принадлежать до гроба друг другу. Дочь твоя, разлученная со мной, в отчаянии решилась со мной соединиться. Она приняла наш закон, веру, она теперь моя законная супруга, и ты да сей человеколюбивый мой начальник (показывает на генерала) стали нашими отцами. Прости нас и благослови! (Обнимает колена Узбека и, целуя его руки, орошает слезами.)

У з б е к. Селима! Ты точно уже христианка и супруга Андрея?

С о ф и я. Точно, родитель мой! Сей добрый начальник (показывает на генерала и прочих гостей) и сии господа чиновники могут вас уверить, что два священные обета по закону христиан исполнились в их присутствии; но вы всегда и до конца дней останетесь нашим нежным родителем. У ног твоих умоляем тебя, прости детей твоих и благослови их союз!

Г е н е р а л (взяв дружески за руку Узбека). Добрый и почтенный князь! Я также присовокупляю мою просьбу к детям вашим — и прошу вас простить их. Дело сделано, его возвратить нельзя. По собственному желанию сей прекрасной вашей дочери, не похищенной у вас ни силой, ни коварством, но пришедшей сюда по собственному влечению ее сердца, я, по данной мне государем власти, разрешил ее просьбу, сам был ее воспреемником и посаженым отцом при их браке; теперь вы обязаны занять у них первое место, а я второе. Послушайся меня, князь, и прости их. Ведь мне уже известно, как ты любил этого молодого человека; старался обратить его в свою веру, женить на твоей дочери, и чрез таковой поступок, если б он тебе удался, Победоносцев был бы отвержен, как нарушитель веры законов и присяги своему царю! Но как судьба сделала сие намерение ничтожным по мужеству сего юного героя, то Богу угодно было обратить дочь твою в христианство и дать ее в награду сему доброму юноше.