Ложные клятвы - [28]

— Ты куда?

— Я уезжаю. Немедленно. Сейчас же. Если ты не переправишь меня на большую землю, я доберусь вплавь.

— Ничего подобного. Может, ты и корыстолюбивая интриганка, да только я не позволю тебе сбежать от меня дважды.

— Тебе не удержать меня здесь силой.

— Ты уверена? — Дон встряхнул ее за плечи. — Послушай, Джо, может, не будем…

— Убери руки! — воскликнула она. — Оставь меня в покое! Не хочу тебя видеть!

Видя, что железный захват не ослабевает, Дженнифер принялась отчаянно вырываться. Защищаясь от беспорядочных ударов, Дон сомкнул пальцы на ее запястьях, завел ей руки за голову и притиснул к подушке.

— Ненавижу тебя, — выдохнула она. — Не смей ко мне прикасаться!

Дон напрягся, все его существо излучало угрозу, зеленые глаза потемнели от ярости.

— Вот еще, — процедил он. — Пока ты моя жена и пока меня к тебе влечет, я буду прикасаться к тебе столько, сколько вздумается.

— То есть прибегнешь к насилию? — глухо отозвалась Дженнифер.

— Вовсе нет. Мне никогда и в голову не приходило взять женщину против ее воли, и пересматривать свои взгляды я не собираюсь…

Дон подался вперед и коснулся губами нежной щеки — легонько, точно прикосновение пушинки одуванчика. В следующее мгновение язык его скользнул за розовое ушко.

— Видишь, любовь моя, в насилии необходимости нет.

Ласковое обращение застало ее врасплох, горячие губы обожгли шею — и Дженнифер затрепетала. А поцелуи Дона слали исполненные страсти послания каждому нерву ее тела.

— Ты так прекрасна… Наслаждение мое, страсть моя, боль моя… Я ждал этого так долго, мечтал заключить в объятия, представлял тебя рядом, в постели… Желал так, как ни один мужчина не желал еще женщину…

Дженнифер ждала грубого натиска. А вместо этого Дон явил ей свою слабость, свое желание, свою тоску…

— Я не хочу тебя, — с трудом выговорила она.

— Не верю, — улыбнулся Дон, зарываясь лицом в ее волосы. — Не знаю, что за узы связали нас спустя столько лет, проведенных в разлуке, но, что бы это ни было, ты чувствуешь то же самое…

Губы его скользнули к плавной округлости груди, кончик языка, дразня, прикоснулся к розовому соску, и тот приподнялся, затвердел. Наслаждение было настолько острым, что граничило с болью. Затем Дон погладил упругое бедро, плоский живот, с каждым мгновением делаясь все смелее.

Дженнифер тихо застонала. Он приподнял голову, поцеловал ее в сомкнутые уста.

— Ну же, приоткрой губы. Ты ведь этого хочешь…

Перед грубым натиском Дженнифер, может, и устояла бы. Но Дон был искушающе нежен, используя весь свой опыт, все свое искусство обольщения, чтобы пробудить в ней ответный отклик. С легким вздохом губы приоткрылись, и Дон припал к ним с торжествующим поцелуем — поцелуем победителя.

Признавая поражение, Дженнифер обвила его руками, притянула к себе и развела бедра, приветствуя любимого, как часть самое себя. То было мгновение чистого, ничем не замутненного экстаза: два тела сплелись воедино, символизируя высшую, интимнейшую из всех человеческих радостей.

Однако какая-то часть сознания Дженнифер упорно отказывалась в ней участвовать, нашептывая: «Что может быть унизительнее, чем любить человека, который не только презирает тебя, но еще и себя проклинает за это «порочное» влечение»…

Когда все закончилось и дыхание любовников понемногу выровнялось, Дон отстранился, и Дженнифер вдруг почувствовала себя брошенной и опустошенной. А он? Счастлив ли он или просто торжествует победу?

Дон протянул руку, властно привлек ее к себе так, чтобы темноволосая головка легла на его плечо, и поцеловал в лоб.

— По-моему, пора прекратить дурацкие разговоры о разводе и начать строить планы на будущее. — В голосе его, по мнению Дженнифер, звучало невыносимое самодовольство. — В прошлом году я провел столько времени на Уоллстрит, — продолжал он тем временем, — что уже подумываю либо перепоручить все надежному представителю, либо самому перебраться в Нью-Йорк. А когда сама посмотришь и на Бостон, и на «Большое Яблоко», ты решишь, где тебе больше по душе.

Так Дон уже вообразил, что выиграл не битву, но войну в целом! Ну что ж, значит, он глубоко заблуждается.

Чувствуя, как вокруг нее смыкается шелковая сеть, Дженнифер беспокойно пошевелилась. И, встретив вопрошающий взгляд Дона, сказала первое, что пришло в голову:

— Который час?

— Почти половина второго, — взглянул он на часы.

— Половина второго! — недоверчиво воскликнула она.

— Ну, ночь выдалась насыщенная, а в такую погоду… — Дон указал на окно, затянутое серой пеленой тумана. — В такую погоду и вставать незачем, можно проваляться в постели до темноты.

— Но я не могу! — не подумав, воскликнула Дженнифер. И, заметив, как нахмурился Дон, торопливо добавила: — Я ужасно проголодалась.

Он легонько коснулся пальцем ее щеки.

— Медовый месяц только начинается, так что лежи, а я исследую запасы продовольствия и подам ланч в постель.

— Я лучше встану, — возразила Дженнифер, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Я же говорила: не люблю есть в постели.

— Как скажешь, — с явной неохотой отозвался Дон и чмокнул ее в нос.

Стараясь, чтобы уход ее не слишком походил на паническое бегство, Дженнифер выбралась из постели и, все время ощущая на себе его взгляд, поспешно набросила атласный пеньюар. Она уже взялась за ручку двери, как вдруг Дон, широко улыбнувшись, предложил: