Ложная слепота - [52]

Он не сказал о «ложной слепоте».

— На что это было похоже? — спросил я.

— Что? — хотя он прекрасно понял, что я имею в виду.

— Твоя рука… словно действовала сама по себе? Когда потянулась к батарее.

— О нет. Ты остаешься в себе, просто… чувствуешь, и все. Чуешь, куда потянуться. Отделы мозга играют друг с другом в шарады, а? — он махнул рукой в сторону кушетки. — Слезай. Насмотрелся я уже на твои гнилые кишки. И пригони сюда Бейтс, если найдешь, где она прячется. Должно быть, на фабрике, строит новые полки.

Дурные предчувствия отсверкивали на его лице, словно блики.

— Ты ей не доверяешь.

Он хотел возразить, но вспомнил, с кем говорит.

— Не лично ей. Она — просто… человеческий центр управления механической пехотой. Электронные рефлексы, подчиненные синапсам. Догадайся сам, где тут слабое звено.

— Должен заметить, там внизу, на «Роршахе», все звенья слабые.

— Я не о «Роршахе», — уточнил Шпиндель. — Мы спускаемся туда. Что помешает им подняться сюда?

— Им.

— Может, они еще не приехали, — согласился он. — Но когда появятся, держу пари, мы столкнемся с чем-то покрупнее анаэробных микробов, — я промолчал, а он продолжил, понизив голос: — И в любом случае — ЦУП ни хрена не знал о «Роршахе». Они думали, что отправляют нас туда, где всю грязную работу можно перепоручить роботам. Но они же не переносят, когда некем покомандовать, а? Нельзя же признать, что пехтура умнее генералов. Так что ради политики в нашей обороне проделана дыра — это не то чтобы свежая новость — и хоть я шпак, но мне такая стратегия не кажется разумной.

Я вспомнил, как Аманда Бейтс принимала роды своих солдатиков. «Я скорее предохранитель…»

— Аманда… — начал я.

— Мэнди мне нравится. Славная зверюшка. Но если мы идем полным ходом на поле боя, я не хочу, чтобы мою жопу прикрывала сеть, ослабленная единственным звеном.

— Если тебя окружает рой машин-убийц — может быть…

— Да, это я много раз слышал. Нельзя доверять машинам. Луддиты обожают талдычить о компьютерных сбоях и о том, сколько нечаянных войн можно было бы предотвратить, если бы окончательное решение принадлежало человеку. Но вот что забавно, комиссар: никто не вспоминает о том, сколько войн было начато вполне намеренно именно по этой причине. Ты все пишешь свои открытки в вечность?

Я кивнул, даже не поморщившись про себя. Таков уж он есть.

— Ну так можешь к следующей приколоть эту беседу. Если от нее будет прок.

* * *

Представь себе, что ты в плену.

Приходится признать, сама напросилась. Ты ломала «железо» и рассеивала биозоли восемнадцать месяцев подряд; по любым меркам — достижение. Карьера реалиста-саботажника, как правило, долгой не бывает. Всех рано или поздно ловят.

Так было не всегда. Когда-то у тебя даже теплилась надежда тихо выйти на пенсию. Но потом из плейстоценовой эпохи вытянули упырей и — силы небесные! — поставили этим баланс сил с ног на голову. Эти суки всегда обходят тебя на десять шагов. Неудивительно; в конце концов, кровососы рождались для охоты на людей.

В одном старом учебнике по популяционной динамике, совсем древнем, чуть ли не XX века, есть одна запомнившаяся тебе строчка. В твоем ремесле эта фраза служит чем-то вроде мантры, можно даже сказать молитвы. «Хищник бежит за едой, — гласит она. — Жертва бежит от смерти». Вывод напрашивается следующий: обычно добыча ускользает от хищника за счет лучшей мотивации.

Может, это и было правдой, пока соревнования проходили по бегу. Но когда стратегия выживания включает в себя тактическое предвидение и трехслойное очковтирательство, деваться некуда. Вампиры неизменно выигрывают.

И теперь ты в плену, и хотя ловушку расставили упыри, на курок нажимали обыкновенные нормаль-человеки, предатели. Теперь ты уже шестой час висишь налепленной на стену безымянной и неведомой подземной тюрьмы, глядя, как те же люди забавляются с твоим парнем и со-заговорщиком. Забавляются по-особенному. В ход идут кусачки, раскаленная проволока и части тела, которые в норме не должны отделяться от туловища. Сейчас ты уже мечтаешь о том, чтобы твой любовник сдох, как те двое в камере, чьи ошметки разбросаны по полу. Но они не позволят ему умереть. Ведь им так весело.

Вот в этом все и дело. Это не допрос; есть менее инвазивные способы добывать более достоверные ответы. Тут просто развлекаются очередные зверовидные садисты, облеченные властью, убивают время и не только его, а тебе остается лишь рыдать, зажмуриваться и хныкать, как животному, хотя к тебе еще даже не притронулись. Ты мечтаешь только о том, чтобы тебя не оставили напоследок, так как понимаешь, что это значит.

Но внезапно мучители останавливаются посередь игры и склоняют головы, будто прислушиваясь к коллективному внутреннему голосу. Тот не иначе как приказывает им снять тебя со стены, перетащить в соседнюю комнату и усадить в одно из двух кресел с гелевыми подушками по разные стороны «умного» стола, потому что именно так они и поступают — гораздо аккуратнее, чем ты ожидаешь, — прежде чем удалиться. Похоже, тот, кто распоряжается ими, могуществен и недоволен, ведь садистский куражливый гонор слетает с их морд в одно мгновение.