Ложись - [120]

Вернулись в город, когда стемнело. Попрощались, не доходя до центра, в темном, тихом переулке.

— Я хочу, чтобы ты женился и был счастлив, Аугусто. Я бы не смогла дать тебе счастья.

— Не говори так!

— Это правда. Я очень люблю тебя, но этого мало. Ты не для меня. Я тебя недостойна.

— Замолчи, ради бога.

— Чем другие женщины лучше меня? Я хорошая, знаю, что хорошая. Пусть у меня много недостатков, но я хорошая. Я отдала тебе все что у меня было и пошла бы с тобой на край света, но ты никогда не любил меня.

— Я люблю тебя, Берта.

— Но недостаточно. Я знаю это. Это видно по тому, как ты смущен. Я так хочу, чтобы ты был счастлив, Аугусто. Это будет моим единственным утешением.

— Клянусь, я действительно люблю тебя! Клянусь, что…

— Нет! — оборвала его Берта. — Нет! Уходи! Ну, скорее!

— Я…

— Прошу тебя! Уходи!

Аугусто сжал ее руки.

— Прощай, Берта. Позволь мне…

— Нет! Не говори ничего! Умоляю! Прощай, Аугусто!

Глава тридцать третья

Гота стояла на вершине холма, на одном из наиболее выдвинутых вперед участков предмостного укрепления у Балагера. Кухни расположились на берегу Сегре, вдали от позиций. Готовили под открытым небом, спали на складе маслозавода на полотняных фильтрах. Аугусто поздоровался со всеми. Рока и Эспиналь крепко пожали ему руку.

— Что, не смог устроиться?

— Родные хлопотали, но ничего не вышло.

— Не повезло!

— Но я все же надеюсь, что меня скоро вызовут.

— Как назло старшего лейтенанта ранили, — сказал Рока.

Аугусто вдруг охватил смертельный страх. Опять окопы, опять идти развернутой цепью. «Пропал», — подумал он. И впервые возникло совершенно определенное предчувствие близкой смерти. Рока и Эспиналь что-то говорили. О чем? Теперь все утратило для него смысл. Он должен умереть. А Рока и Эспиналь рассуждали… «Если бы ты попал в авточасть… Если бы старший лейтенант Барбоса…» Наверно, о его смерти сообщат родителям, Берте. Неужели никто не скажет ей, что он помнил ее до последней минуты. Но зачем? Он-то уже будет гнить в земле. Какая бессмыслица! Рока и Эспиналь старались утешить его, держались ласково, участливо и много говорили. О чем? Аугусто попрощался с ними. Протянул руку. По глазам увидел, что они расстроены, и почувствовал к ним жалость. Не хотелось огорчать ребят, оставлять с грустным сознанием того, что их дружеские слова были тщетны. Аугусто улыбнулся им, его еще волновали горести других и свои собственные невзгоды.

— Спасибо, — сказал он.

И двинулся по дороге, потом напрямик через поля. Нашел кухни третьей роты, поболтал немного с Лагуной и Падроном. Они показали ему, как идти дальше. Через некоторое время натолкнулся на группу отдыхавших солдат. Те замахали руками, издали приветствуя его криками. Навстречу вышел Негр.

— Ну как? — спросил Аугусто.

— Понемногу.

— Что нового?

— Да ничего, вот только Кастильо отправил меня в строй.

— За что?

— Да ни за что. Этот сукин сын сперва тебе подложил свинью, а потом мне, как только начал распоряжаться на кухне. И все потому, что я хлопотал за тебя.

— Просто это его способ выражать благодарность. Сочувствую тебе всей душой.

Аугусто двинулся дальше совершенно подавленный. «Какая подлость!» Он шел мимо невозделанных полей. Земля затвердела, растрескалась от жары. Потом потянулись сады, в которых пышно разрослась сорная трава. Какие-то жуки тяжело кружили в воздухе. От земли исходил сухой, удушающий зной. Бесстрастное солнце, казалось, придавило все вокруг своими лучами. Аугусто пересек пыльную дорогу и пошел через виноградники. Листья пожелтели. Черные и золотые гроздья покрылись матовым налетом. Он сорвал кисть. Из нее вылетела оса. Пройдя немного, Аугусто остановился, сбившись с пути. Неподалеку виднелись лабиринты траншей. «Эй!» — крикнул он. Окопы были пусты. Их отрыли на случай отступления. Несколько невысоких холмиков четко вырисовывались на фоне ярко-голубого неба. На вершинах виднелась серая бахрома брустверов. Аугусто предупреждали, что в этом направлении находятся укрепления противника. Услышав зловещий посвист пуль, он бросился бежать. Спрыгнул в окопы. Сердце готово было разорваться. «Неужели они заметили меня? Только этого недоставало!» — с горечью подумал он.

Он шел согнувшись по зигзагам пустых траншей, вырытых в красноватой, сырой почве. Солнце немилосердно пекло, и от земли исходил густой, терпкий запах, словно она вспотела. Пулеметов уже не было слышно. Аугусто выбрался наверх. Пули опять начали сверлить воздух, и он снова спрыгнул в траншею. Теперь пули летели над ним. «О боже!» Некоторое время он продвигался по траншеям, в плену их замысловатой путаницы. Аугусто задыхался. Но стоило чуть высунуться, как опять принимались стучать пулеметы. Он присел на несколько секунд, скорчившись, дрожа от страха, в полном отчаянии.

«Что делать?» Передовая проходила совсем рядом. Кричать? Нет, ни за что. Ждать, пока стемнеет? Но тогда придется просидеть здесь несколько часов, в этой удушающей жаре, под этим палящим солнцем. Взмокший от пота, Аугусто тяжело дышал, широко открыв рот. Он больше не мог выдержать этого напряжения. «Я должен явиться к лейтенанту, я не могу здесь оставаться». Едва дотащился до окопов помельче. Глубоко вздохнув, одним прыжком выскочил наверх и бросился бежать. Поблизости виднелась редкая рощица миндальных деревьев и клочок земли, заросший травой. Солнце слепило глаза, пули свистели, словно вентилятор. Аугусто упал в заросли сорняка, уткнувшись лицом в белесую пыль. Сердце стучало, словно било кулаком по земле. Прислушался. Пулемет умолк. Аугусто не знал, на что решиться. Он не понимал, откуда стреляли, местность была ему незнакома, и поэтому было еще страшней. Осторожно приподнял голову. За миндальной рощей виднелась цепочка черных тополей и заросли кустарника.